было выведено «Ват Ролокмеах». Грузовик свернул и поехал по узкой дороге, царапаясь бортами о росшие по обеим сторонам кактусы. Через поля сахарного тростника и сады кешью дорога привела нас в городок. Вдали ютились деревянные домики, а перед нами, будто мираж, сверкал буддийский храм.
У входа в храм лежала упавшая на спину статуя Идущего Будды – словно Мара, бог желаний, искуситель человеческого рода, пришел и сбросил ее с каменного постамента. Нам навстречу поднялись две невысокие фигуры, прежде дремавшие под огромным баньяном. Они шли вразвалку, потягиваясь и зевая. За плечами у них болтались винтовки. Наши солдаты выскочили из грузовика, отряхиваясь от пыли. Поговорив с теми двумя, они удостоверились, что приехали куда следует, и водитель кивком разрешил нам спуститься на землю.
Все держались на почтительном расстоянии от упавшей статуи, обходя то место, где лежала голова Будды. Те, кто постарше, сложили ладони в сампэах и кланялись, произнося молитвы. Солдаты, встретившие нас, не проявляли ни малейшего уважения к храму. У входа один из них сплюнул на ствол баньяна, а теперь другой сморкался на землю неподалеку от статуи. Следуя за ними, мы подошли к открытому молитвенному залу. Он располагался не лицом к дороге, как в большинстве храмов, а параллельно ей и возвышался над всеми остальными постройками. Крыша была расписана золотом, украшенные резьбой скаты с загнутыми кверху краями парили в воздухе, как крылья или языки пламени. Зал охраняли мозаичные наги. Змеиные головы покоились на ступенях перед входом, тела вытянулись вдоль колонн, а хвосты сплелись позади здания. Посреди зала на полу, выложенном узорной плиткой, сидел, скрестив ноги, огромный позолоченный Будда. Он неподвижно смотрел вдаль, на болото и лес за прудом с лотосами.
Я проследила за взглядом статуи. Все вокруг было зеленым и влажным – видимо, в эти края уже приходили дожди. Поверхность пруда ковром устилали лотосы, болото пестрело кувшинками и гиацинтами, а на рисовых полях зеленели мягкие, как волосы ребенка, стебли. Я читала о предмуссонных облаках, которые собираются в одном месте и взрываются, как воздушные шарики, если их проткнуть иголкой. В этом месте на землю обрушиваются потоки дождя, а рядом может быть солнечно и сухо. Я представила, как дети-теводы, прежде чем послать на землю дожди, снуют с золотыми копьями среди набухших облаков и проверяют, созрели они или нет.
Подул прохладный ветер. Он растревожил лотосы в пруду, и по зеленым блюдцам начали перекатываться прозрачные водяные бусины. Где-то заквакала лягушка: «Оак-оак-оак!» – «Хинг-хунг, хинг-хонг!» – ответила ей жаба. «Оак-оак-оак! – Хинг-хунг, хинг-хонг!» Так они вторили друг другу, как будто хотели предупредить других животных и невидимых духов о нашем внезапном вторжении.
Я шла, примечая все вокруг. Я любила храмы – в них я ощущала себя по-особенному. И папа любил их, настолько, что назвал меня Ваттарами, что в переводе с санскрита означает «небольшой сад при храме». Всякий раз, входя в храм, я чувствовала,