обращался ко мне с одной-единственной фразой:
– Покажи сиськи.
Я метала молнии, пыталась вести серьёзные разговоры на тему уважения, хлопала дверью, но на все мои выпады ответ был неизменным:
– Покажи сиськи!
Эта история закончилась моим переездом в другую квартиру и новым жизненным этапом, в котором Максим присутствовал уже, скорее, как деталь интерьера. Раз в неделю эту пыльную статуэтку нужно было поднять и протереть. Я долго носила в своей душе горькую обиду на него, особенно остро почувствовав, как обрывается связь, после его резкой и равнодушной фразы. Я упомянула про смерть Руслика и добавила, что, несмотря на прожитые годы, память об этой трагедии живёт во мне до сих пор. Он отвернулся и фыркнул:
– Ой, замолчи уже и перестань нагонять тоску, зануда.
С тех пор я больше не говорила с ним о личном.
Мы ещё пытались общаться в те наши редкие приезды в родной город, но ничего не получалось. Я знала, что какое-то время он работал в Москве на свой любимый «Локомотив», потом мама приобрела ему квартиру в Перми, и Макс окончательно вернулся на Урал. Однажды новостная лента социальной сети показала мне фотографию бородатого, но очень тощего Медведя. Так я узнала, что Макс болен раком на последней стадии. Мусор вместо нормальной еды, курение, сидячий образ жизни и перманентное недовольство всем и вся быстро вытравили все его жизненные соки. Мама увезла его в Германию, лечила у лучших специалистов, и он, вроде, должен был уже идти на поправку, но вдруг неожиданно и быстро скончался. На его странице несколько месяцев подряд писали друзья, кто-то кратко, кто-то много, но все искренне и всерьёз. Написала и мама:
«Я осталась одна. Я вою по тебе, как раненая волчица. Я люблю тебя, мой сын».
Ему было немногим больше тридцати. Он не раз заигрывал со смертью, держась от неё на почтительном расстоянии, пугая близких своими рассуждениями о ней, как маленький ребёнок, пытающийся привлечь к себе внимание взрослых. Но никогда не был достаточно серьёзен в желании обняться с ней по-настоящему. Он и не знал, что всё это время смерть смотрит на мир его же глазами, выжидая нужный момент, чтобы развернуться и предстать во всей своей неизбежности. Похоже, под конец жизни Макс всё же обрёл ту самую мать, которую не принимал многие годы. И я надеюсь, что в те последние месяцы, недели, дни и часы он не раз называл её ласковым словом «мама» и был признателен за то, что именно эта женщина, не умствуя, была рядом с ним до самого конца.
Но в те предновогодние дни Макс был ещё жив. Он собирался из Петербурга в Пермь и предоставлял в моё распоряжение свою комнату. Была лишь одна загвоздка, о которой я узнала чуть позже. У друга в комнате с эркером, в которого я упала своей влюблённостью раньше, уже поселилась белгородская Ляля, и он никоим образом не хотел обижать меня, памятуя о недавнем романе. Если бы кто-нибудь спросил меня тогда:
– Аня, ведь ты не будешь переживать из-за того, что Денис счастлив с другой?
Я