как собственного воспитанника, который не просто понимал мельчайшее его движение, стремление и пожелание, но даже покорно подчинялся минутному настроению, будто подспудно участвовал в принятии решений, абсолютно сливаясь с владельцем в отношении к окружающему, к дороге и жизни. Когда Иволгину говорили о том, что пора бы уже поменять транспортное средство, он убежденно отвечал, что подержанный автомобиль лучше любого психоаналитика примиряет водителя с собственными возрастными изменениями. Да, он уже не тот на старте. Да, больше расход топлива и масла. Да, почаще к нему надо прислушиваться, почаще нужна профилактика. Потускнела внешность, сработались кое-какие детали, появляются несвойственные молодости звуки. Он просто требует большего внимания. Он его заслужил.
Есть, что с ним вспомнить. И за что поблагодарить. Он никогда еще его не подводил. Ни в грибных дебрях, ни в рыбацких захолустьях. Ни одной аварии. Хотя кузов с лестной надписью «классик» все же хранит небольшие следы чужих оплошностей. Однажды, лет шесть назад, не успев вовремя пройти техосмотр, он с ним дерзко и успешно ушел от погони гаишника, раза три-четыре уходил и от недовольных неуступчивостью быкующих джипов. Силы-то у всех лошадиные, а мозги?.. Один из них с надоедливостью осенней мухи преследовал его аж четыре километра в попытках остановить и разобраться «по понятиям». Но Иволгин старался оберегать себя от таких носителей заразы. Сам он на нелепую езду неумелых соседей по дороге реагировал лишь добродушным ироничным комментарием, а то и просто улыбкой.
Вот и сегодня все было как обычно, если не считать, что, уже въезжая на парковку перед выставочным залом, Иволгин вдруг почувствовал легкий толчок сзади. Вышел и, увидев широко испуганные глаза и молитвенно сложенные тонкие руки хозяйки «пежо», оглядел свой ничуть не пострадавший бампер, махнул рукой и улыбнулся. Женщин, ищущих близости на дороге, он, как правило, добродушно пропускал, с удовлетворением принимая затем аварийные сигналы их благодарности. А здесь они с милой мадонной из «пежо» и вовсе через пару минут наверняка встретятся в одной вернисажной массовке.
Не большой любитель публичных сборищ, Иволгин в последние годы все же посещал подобные мероприятия. Может, для того, чтобы по привычке быть в курсе так называемой культурной жизни, а может, и просто с целью напомнить о себе. Но, скорее, потому, что эти редкие встречи все-таки были неким отголоском прежнего тесного и неформального общения творческой интеллигенции. И пусть уже не на собраниях и не в дубовом зале ресторана или расписном буфете Дома литераторов, но они и сейчас говорили на одном языке, замешанном на общей истории и эрудиции, образах и аллюзиях. Здесь были, в основном, люди дневные, светлые, а не эти ночные «звезды», яркие бабочки и блеклые слепни гламурных тусовок.
Случалось, конечно, что те ошибались дверью, пытались щуриться и мудрить свои девственные лобики, но вскоре исчезали пудрить свои более опытные носики.
Первым, с кем уже при входе столкнулся Иволгин, был его