насыщенное в жизни всегда будто следует иному временному измерению. И вот все! The game is over. Будто обратная перемотка в монтажке – джип, офицер охраны, серпантин, служебный шлагбаум аэропорта, просьба пристегнуть ремни и привести кресла в вертикальное положение. Можно еще в иллюминаторе попробовать определить те самые горные вершины, что окружают резиденцию, вглядеться в зеленые рощицы, в дороги и крыши, в любой фрагмент той тоненькой визуальной нити, что связывает в памяти настоящее с уже ушедшим.
Впрочем, неизменное единство прошлого и настоящего надежно подчеркивал спящий в соседнем кресле оператор. Да и Инна борьбу с дремотой смогла с переменным успехом продолжать лишь до прихода подкрепления из пищевого резерва «Аэрофлота». Поглощенная еда мгновенно перешла на сторону противника, непомерно отяготив веки.
Инне за последние годы полетать пришлось немало – как срифмовал тот же неизменный оператор, «от Байкала до Ямала». Просторы России нынче бороздят десятки авиакомпаний с яркой, как у команчей, вставших на тропу войны, раскраской на борту. По возможности их услугами лучше не пользоваться, они действительно приняли рынок как боевой вызов, где задача естественна и проста – «держаться до последнего самолета, до последней капли горючего, до последнего пассажира».
Лет шесть назад Инна наблюдала незабываемую картину полностью бодрствующего рейса. Она делала репортаж о российских днях культуры в Казахстане и возвращалась в Москву вместе со всей делегацией на самолете казахских авиалиний. Народные артисты даже в гриме не бывали столь бледными, балерины делали арабески глазами, скрипач, как ребенка, прижимал к себе люльку с малюткой-страдивари. Поданный обед был лишь, что называется, пораспакован и нервно надкушен. Разговоры не ладились даже у конферансье. Особенно растерянным выглядел старичок-органист, до сего дня абсолютно уверенный, что такого богатства звуков добиться от самолета не проще, чем заставить орган летать. Лайнер стонал, выл, ныл, скрипел, свистел, постукивал и потрескивал, как престарелый дон-жуан, стремящийся на ощупь вспомнить забавы молодости.
Но ведь это был не просто самолет! Это был «боинг»! Но по виду, пожалуй, имеющий право не уступать место в метро той самой скрипке Страдивари. А его инговое окончание наводило на мысль о бое в континиусе, о вечном бое, в котором покой не может даже присниться.
Нынешний представитель металлокрылых такого опасения не вызывал, и потому сон, это причудливое и небывалое сочетание бывалых впечатлений, постепенно все же овладел вяло сопротивляющимся сознанием Инны.
Глава 6
Писатель прошлого века, как сам Андрей Васильевич Иволгин любил рекомендоваться последнее время, подошел к стенному шкафу, отодвинул створку, пробежался взглядом по двум дюжинам костюмов и пиджаков.
Палитра воодушевляла – белый, черный, коричневый, синий, светло-серый, лимонный, вишневый, нежно-зеленый, приглушенно-сиреневый, полоска, клетка, точечки и черточки… Часть пуговиц на их бортах, увы, постепенно стали исполнять