«Скажем»…
– Итого? – простонал он и, зажмурив глаза, уткнулся в подушку.
– Триста, – она опускалась все ниже, легко складывая цифры в уме, так как с математикой в школе у нее было все в порядке, – плюс сто, – и перевернула его на спину, – плюс двадцать пять, – едва коснулась губами, – четыреста двадцать пять. Будем считать, что пятьсот!
Круче «скажем» могло быть только «будем считать». «Скажем» ушло на почетное второе место.
Иногда она вскидывала волосы, и он видел шею, изгибающуюся, как побег молодого дерева. Ее тело укрывало его, горячие поцелуи не отпускали ни на секунду. То, о чем он мечтал долгие годы, свершилось. Но стена встала между ними, и ничего нельзя было сделать.
Она подняла голову, поджала губу.
– Я что-то не так делаю? Ты меня не хочешь?
– Я, – прохрипел он, – я…
– Ты устал?
– Ты…
– Я все понимаю, забудь, это вообще не проблема.
– Пятьсот тысяч, – наконец членораздельно произнес он, – пятьсот?
– Ты опять об этом?!! Ну прости, я не знала, что это для тебя так важно… Пойми: я больше математику учила, а такой предмет, как история, – не очень.
– Значит, все, о чем мы говорили, все, кто погиб, для тебя – предмет? Такой же, как математика и физика?
– Ну да, а что тут такого? Я же не виновата, что у меня была больше склонность к точным наукам, чем к истории.
– Ты понимаешь, где ты живешь?! – закричал он. – Понимаешь, что это за страна, где ты родилась?!
– Россия? – испуганно предположила она и тут же исправилась: – Российская Федерация?
– И что?! Что ты о ней знаешь?
– Что… У нас сейчас демократия, что… рыночная экономика… что все нормально, – она почти плакала.
– То есть ты живешь в такой распрекрасной стране, где можно взять кредит на машину и выпить кофе на веранде?! Тебе хватает? Это – твоя Россия? Говори! – он схватил ее за плечи. – И акулы у тебя легкими дышат, и в гандбол овальным мячиком играют, и в Губчека чиксы работают?
– Отпусти, пожалуйста, мне больно, – попросила она.
– И Дзержинский у тебя – писатель, и народу в стране погибло четыреста двадцать пять тысяч человек! В Гражданскую с Отечественной и от Сталина! Спасибо – округлила до пятисот!
– Прости! Я просто не учила эту тему!
– Мы с тобой родились на этих костях, ходим, ездим, трахаемся на костях. Кофе твой из костей, а ты… ты… ты хочешь, чтобы у меня стояло после этого?
– Прости, – рыдала она, – я не знала, что это так важно!
– Ничего не важно! И то, что для тебя Волоколамское направление не связано ни с чем, кроме пробок, – тоже.
– Я знаю про войну! – закричала она. – Знаю, что немецкие танки почти дошли до «ИКЕИ»!
– И урок не было! Орки были, а урок – нет.
– Не бросай меня! – она уже не кричала, а пищала. – Я молодая, я смогу много тебе дать. Много секса. Я же понимаю… что тебе не о чем со мной разговаривать, но… – и снова приникла к его телу губами. – Не бросай меня! Ты же можешь со мной просто трахаться!
– О чем с тобой трахаться? – прохрипел он.
Он