притворил дверь за собой. Затем я обернулся, и вот, нате вам, он. Я все время его боялся, он так лупил меня. Я считал, что сейчас тоже испугаюсь; но через минуту, вижу, что ошибался, после первого потрясения, как вы могли бы сказать, когда мое дыхание спёрлось в груди от неожиданности, я как-то сразу пришёл в себя, и вижу, я его не боюсь. Ему было всего пятьдесят, и выглядел он так же. Его волосы были длинные и спутанные, и свисали жирными космами, только его глаза сияли, как звёзды в ночи между деревьями. Чёрные густые бакенбарды свисали вместе с клочьями седины. Лицо его было почти совсем не видно за густой шевелюрой, и было совсем бледным, но не просто бледным, а белым, болезненно белым, как будто это было не лицо человека, а брюхо какой-то мерзкой гадины, рыбы или лягвы. Что касается его одежды – это были просто гнилые тряпки, вот и все. Голая лодыжка лежала на колене, сапог на ноге был разодран в пух и прах, и оттуда торчали два пальца, которыми он шевелил время от времени. Его шляпа лежала на полу – старая черная с провалившимся верхом, как крышка ржавой кастрюли. Я стоял, глядя на него, он смотрел на меня, слегка подавшись вперёд на стуле. Я поставил свечу на пол. Я заметил, что окно было открыто, он залез в комнату с крыши сарая. Он продолжал пристально смотреть на меня. Потом он и говорит:
– Ну, ты и вырядился – франт, нечего сказать! Ты думаете, что ты большая шишка, не так ли?
– Может быть так, а может, и нет! – говорю я.
– Ну, ты не очень-то дерзи мне, щенок! – говорит он, – С тех пор, как я тут не появлялся, похоже, наглости у тебя прибыло, я разберусь с тобой, дай только время. Уже ты наверх пошёл, сказывали, можешь читать и писать. Думаешь, так лучше? По боку тебе отец родной, думаешь, он никто теперь? Я выбью из тебя эту дурь. Кто тебе вбил в голову такую глупость, эй? Кто, говори?
– Вдова. Она сказала мне!
– Ха! Вдова? И кто сказал вдове, что она может совать свой длинный нос в чужие дела?
– Никто ей никогда ничего такого не говорил!
– Хорошо, я научу ее, как вмешиваться. Сиди здесь – и забудь про эту школу, слышишь? Я научу этих жалких людишек, как надо воспитывать мальчика, чтобы он не смеялся над своим отцом и думал, что он лучше, чем он. Не дай бог увижу, что ты околачиваешься у этой дурацкой школы, слышишь? Твоя мать не умела ни читать, ни писать до самой смерти. И я не могу, а вот ты надулся как индюк! Я тебе не позволю этого, слышишь? Ну-ка, плут, давай, читай, хочу послушать, как ты читаешь.
Я взял книгу и начал читать что-то о генерале Вашингтоне и о тех войнах. Когда я прочитал примерно с полминуты, он выбил книгу из рук и хрястнул кулаком по столу. Он говорит:
– Вот так. Читать ты можешь! Сначала я думал, что ты врёшь!. Ты не очень-то задавайся, модник, я тебя отучу от излишеств! У меня не забалуешь! Я тебя умник, буду держать в ежовых рукавицах, и если поймаю тебя в этой школе, пеняй на себя! Шкуру сдеру, но воспитаю! А такой сын мне не нужен!
Он схватил маленькую синюю книжку