не может радовать»[96]. Или, как в 1913 г. писал в новогоднем номере популярного таблоида «Газета-копейка» колумнист Скиталец (псевдоним Осипа Блотерманца), «мы сейчас находимся в такой полосе, потому что наша действительность – безотрадна, итоги – ничтожны, а надежды – отлетели от нас». Пусть в прошлом году мы и желали «нового счастья», но не получили «ничего, кроме горечи и разочарований»[97].
Подобное мрачное отношение к времени и надежде было характерно не только для новогодних дней. На протяжении всех этих лет журналисты без конца описывали все сильнее охватывающую общество «эпидемию» «пессимизма», «подавленности» и «отчаяния»[98]. Известный специалист по массовому образованию в 1912 г. отмечал, что получает от читателей своих журнальных статей множество писем, авторы которых с «ужасающей» регулярностью сообщали ему, что их жизнь утратила смысл и цель и что они не видят пути к лучшему будущему[99]. Об этом тревожном отношении к истории – к течению времени как к осмысленному процессу – свидетельствует и частое употребление русского слова «безвременье», означающего время безвластия, проблем, бедствий, неудач и скорби[100]. В те годы под «безвременьем» понималась тревожная эпоха противоречий и иллюзий, нравственной и духовной усталости, утрат и отчаяния, несвоевременного упадка вместо своевременного прогресса – эпоха, когда само время сбилось с пути и не знает, куда ему идти[101].
Повседневные новости складывались из частностей. Фиксируя «признаки эпохи», газеты изо всех сил старались освещать позитивные стороны жизни: достижения науки и техники, предпринимательские успехи и возможности для мобильности, активную работу таких учреждений культуры, как музеи, школы, библиотеки, выставки и театры. Кроме того, в газетах освещались повседневные увеселительные мероприятия и свободы, присущие городу того времени. Объявления напоминали читателям о том, что удовольствия и забавы ожидают даже лиц со скромным доходом и ограниченным временем досуга. К услугам более состоятельных были опера, балет, театры, концерты, балы, частные вечеринки, рестораны, кафе и кабаре. Людей бедных, но не желающих посвящать свой досуг одному лишь употреблению спиртного, развлекали «народные театры», летние увеселительные парки (известные как «сады наслаждений»), цирк, кино и зрелищные виды спорта. История «играющей России», как выразилась историк Луиза Мак-Рейнольдс, представляла собой один из важных аспектов истории 1905–1914 гг. в изложении современников. Но для того чтобы разобраться в этом сюжете, его следует рассматривать с учетом мрачного социального окружения. Как полагали репортеры, погоня за «развлечениями» и «увеселениями» превратилась во всеобщую манию[102], потому что люди отчаянно хотят убежать от работы и бедности, от насилия и преступности, от политики и «удручающего стона „больных вопросов»[103]. Веселье представляло собой естественный ответ на реальность, в которой, по