как Военно-промышленный комитет, во главе которого стояли видные промышленники и общественные деятели, а также Земский союз и Союз городов, представлявшие на национальном уровне местные органы сельского и городского самоуправления. Однако правительство, исходя из своих политических принципов, предпочитало мобилизовать страну при помощи собственных структур. Николай II демонстративно отказывался сотрудничать с большинством думских депутатов, желавших, чтобы царь больше считался с ними при назначениях на министерские должности. Либералы и многие консерваторы надеялись спасти политический строй, реформировав его. Царь же, наоборот, был намерен не подпускать к власти даже тех, кто высказывался за более значительное влияние общественности на правительство. Казалось, что своими назначениями на высшие должности царь специально старался раздразнить либеральное общество. Особое возмущение вызывала все большая зависимость царя от его жены-немки и их духовного наставника Григория Распутина, влияние которых выросло после того, как царь объявил себя главнокомандующим и отбыл на фронт. Влияние Распутина и в реальности было весьма пагубным, но еще сильнее его усугубляли всевозможные слухи, в том числе о сексуальной связи между Александрой и Распутиным. «Министерская чехарда» – частые отставки министров (иногда производившиеся по совету Александры и Распутина) и их замена людьми, все менее и менее способными сыграть какую-либо положительную роль и нередко все менее и менее компетентными, представляли собой один из множества признаков того, что гражданское общество и самодержавное государство находятся на опасном распутье. Убийство Распутина, организованное в декабре 1916 г. представителями правой и монархистской элит, надеявшимися спасти династию и Россию от неминуемой катастрофы, не сумело предотвратить несчастья и, возможно, лишь укрепило нежелание Николая и Александры идти на какие-либо уступки или хотя бы признать глубину кризиса. То, что надвигается взрыв, было ясно едва ли не всем, кроме них. В октябре 1916 г. священник и консервативный деятель Иван Восторгов писал: «Мы катимся по наклонной плоскости. Под нами зияющая бездна. А в государственной жизни зреют беспорядки и волнения. Революция изготовилась до последнего бантика, а контрреволюция где? Ее не видно. В кровавом зареве закатываются дни наши»[123].
Газеты были полны вестями о войне: ежедневными корреспонденциями о событиях на фронте, официальными заявлениями и патриотическими комментариями. О том, как война освещалась в крупных газетах, можно получить представление, вслед за Луизой Мак-Рейнольдс изучив видную московскую ежедневную газету «Русское слово», хотя ее подход был чуть более либеральным. Газета приветствовала войну с едва ли не мессианской верой в то, что она станет историческим сражением с авторитарным милитаризмом, демонстрировала враждебность к Германии (и к немцам) как к варварской военной цивилизации, принесшей в мир жестокость, выказывала оптимизм и утверждала