производство простаивает, а он, мол, ему все по… – Кулаков посмотрел на Светлану и запнулся.
– Работнички, вашу мать! – раздраженно проворчал подполковник, входя в кабинет в сопровождении горячо дышащего ему в затылок Кулакова. – Стоит отлучиться, и колония превращается в сборище разгильдяев. Совсем на голову сели. Никто без няньки ничего сам сделать не может. Скоро из нужника ко мне бегать будете с просьбой за вами дерьмо смыть.
Он поднял трубку внутреннего телефона.
– Бирюлев! – на весь кабинет командно грохотнул его голос. – Если через час машина не уйдет на станцию, я твою ж… на ленточки порежу и отдам в цех вместо шпагата. Понял?..
Едва Кулаков убрался, как впорхнувшая в кабинет Светлана нависла над столом шефа. Ее и без того короткая юбка бесстыже поползла вверх, обнажая пухленькие, аппетитные ножки до невероятных высот.
– И почему это мы такие официальные сегодня? – промурлыкала она.
– Тошно мне, Светка. Кинули меня с переводом. Как последнего фраера кинули.
Художественно подрисованные глазки округлились, их прозрачная прибрежно-морская зеленца сменилась тревожной темнотой океанских глубин.
– Как же так, Валерик?
– Вот так…
У Щеткина запершило в горле. Он отвернулся от Светланы и уставился в потолок.
– Да плюнь ты на этот перевод. – Пальчики с лакированными ноготками коснулись реденьких белесых волос начальника. – Я, например, рада, что ты остаешься. Будем видеться ежедневно. Целоваться, миловаться. Или, может, управленческое кресло c некоторых пор стало для тебя важнее наших отношений?
Жена не шила Щеткину лишнего, обвинив утром в супружеской неверности. Шесть месяцев назад на дне рождения заместителя по воспитательной работе майора Железняка подполковник, одурманенный обильной выпивкой и вызывающе обозначенными узкой одеждой прелестями Светланы, не устоял. Отношения между начальником и его новым секретарем в течение вечера вышли за рамки служебных. С тех пор Щеткин страдал раздвоением личности. Одно его «я» тянуло к бурной, богатой острыми ощущениями и свежестью чувств романтике полигамных отношений, второе в диаметрально противоположное направление – к тихим семейным радостям и душевному покою единобрачия.
Светлана дожидалась ответа. Молчание Щеткина ей надоело, и остренькие коготки секретарши вцепились в мочку уха любовника.
– Отвечай, негодник, не то ухо оторву!
Реанимированный болью к действительности, подполковник ойкнул и отчаянно зачастил:
– Ты, ты, золотце, безусловно, ты. – Он поймал отпустившую ухо ручку и покрыл ее горячими поцелуями.
– Умница, давно бы так, – сладко жмуря глазки, похвалила его пылкий порыв Светлана. – Скажи еще что-нибудь приятное и, считай, прощен.
– Да запросто. Вот, пожалуйста… Ты мое солнышко, первая и последняя любовь, единственный яркий цветок в бесконечном поле серых будней… – Щеткин в безуспешных поисках