чувствую, потому что дурная до придури и, наверное, так лучше. Многих этим злю. Прости, что мне стало всё равно.
А так…
Господи, спасибо, за всё.
Это я и хотела Тебе сказать.
Ещё… если сможешь, научи, пожалуйста, людей быть счастливыми и спокойно проходить мимо чужого счастья.
Спасибо.
Всегда твоя.
Глава 2
Самый страшный образ, который я вынесла из детства – образ девочки, которая мучила насекомых, с удовольствием отрывая им крылья и лапки. Это была какая-то сказка, найденная мною в старой и потрепанной детской книжке, в которой практически не было картинок. Обложка затёрта, а уголки загнуты и оббиты так, будто эта книга повидала много рук. Название не помню. Кажется, что-то про хлеб. Точнее, картинка там была только одна: девочка за свои прегрешения перед насекомыми попала на страшный Суд в подземелье, где её привязали к столбу, и по чьей-то команде по ней начали ползать все изуродованные ею твари: бескрылые бабочки, полураздавленные червяки, гусеницы и жуки с безногими пауками. Она стоит обездвиженная возле столба, в рот, нос и уши ей заползает шевелящаяся масса, постепенно поглощая её полностью, а на её лице ужас и страдание. Эту книжку принесла откуда-то и велела прочесть моя мама, считая её весьма поучительной.
Именно так она и сказала:
– Аля, прочти эту сказку. Она поучительная.
Мама.
У моей мамы бескрайние запасы какой-то крупы, расфасованной в одинаковые по размеру бумажные пакеты, по форме отдалённо напоминающие параллелепипед. Мамин неприкосновенный запас продуктов на случай ядерной зимы или внезапной осады нашего дома. Бумажные прямоугольные пачки плотными рядами стоят на верхних полках кухонных шкафов. В них давно уже построила свою цивилизацию пищевая моль, откладывает личинки и в течение многих лет выводит в каком-нибудь пшене поколения себе подобных. Из шкафов то и дело выпархивают серые мотыльки. Мама хлопает в ладоши, безуспешно пытаясь поймать очередную бабочку, но та оказывается проворнее маминых рук.
– Лови, лови, вот же она! Туда полетела! – одновременно с громким хлопком, мама неуклюже и тут же грузно приземляется, вонзаясь босыми пятками в пестрый кухонный линолеум, – Ах ты, зараза! Улетела.
Со стороны кажется, что стоит лишь новорождённой моли показаться из своего шкафа и вылететь на свет Божий, ей тут же начинают аплодировать, подпрыгивая и кружась по кухне в каком-то диковинном танце.
– Мам, а нельзя выкинуть эту крупу, мы всё равно её не едим? – я вижу, как из-за полуприкрытой дверцы выползает ещё одна серая бабочка и готовится к взлету.
– Нельзя. Когда сама всё купишь, тогда и будешь побрасываться, – на маме застиранная бледно-розовая синтетическая комбинация с оторванным кое-где по нижнему краю кружевом.
– Но там же… черви.
– Откуда ты знаешь, что именно там?! Может, и не там вовсе. Может, в приправе. Перебрать надо. Там ещё супы в пакетиках были. Много.
На кухне