был начаться с рассветом, а пока военный лагерь отдыхал.
Волк и Грейлис, поднявшись на башню, защищавшую ворота, всматривались в раскинувшееся перед ними пространство.
Когда свет луны прорывалась сквозь облака, можно было разглядеть редкие фигуры часовых, неясное движение людей возле штабного шатра.
В непосредственной близости к осажденным стенам раздавались стуки и бряцание. Там готовили к штурму лестницы и фашины. А прямо напротив ворот чернела громоздкая туша тарана, выведенного на стартовую позицию.
Но Волка не интересовало сонное войско противника. Выпросив у графа подзорную трубу, он, используя каждое мгновение вспыхивавшей в небе луны, высматривал что-то в темном массиве леса, окаймлявшего захваченную долину.
Грейлис стоял рядом, всем своим существом излучая холодное неудовольствие. Он жалел, что доверился этому новоявленному маркизу. Пусть тот и дворянин по крови, пусть фаворит императора… Но по сути, кроме нахальства да подаренного во дворце костюма, за душой у него ничего нет.
А графу есть что терять в этой войне!
И все же он повелся. А теперь мучился раскаянием и страдал.
Кроме того ему не нравилась идея нападать ночью. Вырезать спящих? Достойно ли это благородного человека?
Но когда он высказал это мнение маркизу, тот лишь оскалился.
– Мы не будем нападать, – заявил он. – Мы их спасем!
Граф ничего не понял. Но как бы то ни было, менять что-то было уже поздно. Решение принято. И весь гарнизон замка, все кавалеристы, прибывшие из столицы с бароном, в данный момент выстроились за закрытыми воротами, готовясь к внезапной атаке.
На рубеж выходили скрытно – ноги лошадям обвязали тряпками, чтобы подковы не гремели по мощеному двору. Оружие держали аккуратно, остерегаясь лишний раз брякнуть или зацепить металлом за металл.
Ждали сигнала. Но раздастся ли он?
– Ну… – сказал Волк, складывая трубу… То ли рассмотрел, наконец, то, что хотел увидеть, то ли наоборот, отчаялся… Это осталось неизвестным. Потому что именно в этот момент часы на главной башне замка захрипели. Что-то в их тяжелом механизме провернулось, большой молот, оттянутый пружиной, сорвался и гулко ударил в набатный колокол.
Бу-у-у-ум! Над долиной поплыл первый удар полночного отсчета.
И тут вдали завыл волк.
Луну, как нарочно, затянуло в тучи, на долину обрушилась тьма.
Бу-у-у-ум! – ударили часы.
– У-у-у-у-у, – протяжно отозвался вой в другой стороне леса.
Бу-у-у-ум!
– У-у-у-у-у…
Жуть какая! Граф почувствовал, как холод продрал его до самых печенок.
И тут Волк, весь подавшийся вперед, навстречу несущемуся со всех сторон волчьему вою, завыл сам. Да так, словно его корчило полнолуние, заставляя перекидываться из человека в дикого зверя.
Черт! Оборотень!
Внизу, в изготовившемся к атаке войске, испуганно шарахнулись кони.
Бу-у-у-ум! – снова грянули часы.
Тут