что оставалось в лофте неизменным при любых жителях – грубые каменные стены, местами белые, черные или серые. Теперь все плакаты сняли, но по инициативе самого Раинера. Сохранилась только афиша, в качестве напоминания, что пить стоит в меру или если возникла острая потребность в приключениях.
Иошики переехал, но оставил шпаги. Даже после того случая с дуэлью.
В один не самый прекрасный день, пока Раинер ещё был на работе, а Мэйт и Саито скучали, кому-то из них пришло на ум разыграть сцену из фильма «Принцесса-Невеста»:
– Привет, меня зовут Иниго Монтойя… Ты убил моего отца. Готовься умереть.
Два десятка «Готовься умереть» спустя всё кончилось горящими глазами ногицунэ, располосованным лицу и груди Иошики и двумя разбитыми окнами. После этого шпаги заперли в одной из пустых комнат, но позже вернули в гостиную, только перевесили на такую высоту, чтобы Мэйт до них не добралась даже со стулом.
Место шпаг теперь занимал огромный плоский экран. Алтарь личной ненависти Мигуона – дорогой телевизор и игровая приставка последней модели были подарками Хани. В ответ на её щедрость Раинер нашел, как задеть Аль-Герьети, правда, нельзя сказать, что это решало все проблемы.
Получив свой художественный талант только благодаря магии, Мэйт не наслаждалась им в полной мере и не могла гордиться своими работами. Сам процесс увлекал её и умиротворял, но конечный результат редко приходился по душе. Мэйт называла это жульничеством, замазывала картину белой краской и поверх одной появлялась другая. Один раз Раинеру даже пришлось тушить на половину сожжённый холст. Два полотна всё же удалось спасти от горе-художницы.
На первой картине Мэйт нарисовала девушку в чёрном развевающемся плаще. Воротник его украшали перья, а лицо героини закрывала птичья маска с длинным клювом. Мэйт написала это в первые месяцы переезда. Вся картина была очень тёмной, не разобрать, где кончаются чёрные волосы, и начинается одежда. Редкие огоньки синего, белого и голубого разных оттенков будто освещали полотно.
На второй Рэйес запечатлела вид из окна лофта в дождливую погоду. Огни двоятся, силуэты людей едва различимы и сливаются в яркую какофонию. Казалось, ещё до того, как краски успели высохнуть, на полотно плеснули воду.
За эти полтора года Ханийя четырежды заговаривала о том, чтобы купить одну из картин. Как бы не возрастала сумма, Раинер оставался непреклонен. Мэйт же делала вид, что не понимает, о чём идёт речь и игнорировала присутствие картин в комнате. Свои работы она принимала только как татуировки, рисунки, оживающие на чужих телах, позволяли забыть о происхождении таланта и просто наслаждаться видом.
* * *
Иошики выглядел удивлённым, когда спустился в вестибюль и увидел на пороге Раинера. Тот вяло помахал другу рукой и оглянулся на рык, раздавшийся из комнаты пьяного вендиго17. В тот вечер, когда Мэйт рассказала друзьям о предложении мороя, Саито так ни разу и не заговорил