удерживающие желтоватые от времени зефирины хлопчатника. Ниже, за стеклом, как почетный экспонат, красовался набор чехословацкого хрусталя. Этого государства больше не существовало, но сохранившиеся бокалы так и не смогли определиться с национальной принадлежностью. Графины, стопки – вся парадная утварь молчаливо ждала своего часа за стеклом витрины.
Стену укрывал традиционный пылесборник каждой уважающей себя советской квартиры – ковер с психоделическим геометрическим рисунком. Вокруг него на стенах толпились вымпелы бывших достижений народного хозяйства, панно, фотографии в массивных запыленных рамах.
Там, где место на стенах слегка расступалось, жизненное пространство отвоевывали массивные книжные полки. Своих функций они не выполняли, так как были заставлены прочими мелкими, но не менее памятными сувенирами. Отдельный экспонат представлял собой неуклюжий книжный шкаф на раскоряченных ножках, доверху забитый всевозможной популярной литературой. Популярность ее можно было оспорить, так же как и литературный вклад, однако эти масштабные труды все же присутствовали в коллекции, исполняя роль декора и придавая хозяину вид и статус интеллектуала. Верхнюю полку заполняли серые книги, на корешках которых некрасивым черным шрифтом красовались три волшебные буквы, известные каждому человеку, который хоть раз сталкивался с советской литературной историей, и буквы эти были – ЖЗЛ.
Владимир Сергеевич долгое время пытался понять, чем же знамениты большинство этих несомненно выдающихся и замечательных людей, но к своему стыду, мог узнать только порядка одной четвертой из смутно знакомых фамилий.
Чуть ниже находились произведения так называемой зарубежной литературы, дозволенной к изданию в недрах советского общества, – считалось, что эти книги не способны отравить сознание советского человека. Были там и Майн Рид, и Джек Лондон, и прочие, как Владимиру Сергеевичу казалось, классики мировой литературы.
Самый нижний ярус этого ларца знаний занимали огромные художественные альбомы. Тома громоздкого формата А4 в тяжеленных переплетах обладали пристойным качеством печати и большим количеством фотографий и репродукций, предлагая каждому, кто дерзнет их коснуться, погрузиться в прекрасный сон мирового искусства.
Отдельным пластом художественных реликвий, которым владел Владимир, были элегантные произведения, выполненные в ныне забытой и не очень популярной технике выжигания по дереву. Персонажи детских сказок, олимпийские медведи и прочие доступные советскому ребенку лекала радостно смотрели на него с этих полотен.
Все вершины книжных полок были заботливо увенчаны расписными глиняными горшками с вонзенными в них мертвыми растениями. Высота нахождения этих предметов совершенно не позволяла среднерослому Владимиру Сергеевичу осуществлять своевременный полив своего урожая, и в результате все они застыли