я хотела?
– Ничё я не говорила.
«Эх, Танюха… Бесхитростная душа». Аня посмотрела на подругу новыми глазами. «Ведь никогда ничего не говорила мне. За все годы. Не доверяет? И я тоже ей ничего не рассказываю. Вот те раз, подруги».
Они повесили в раздевалке свои пальто и шапки, самообслуживание.
– Уй, ты же фартух забыла! И так тощая, а без него вопще… Чё, теперь домой возвращаться?
– Дома его нет. Да ладно, фартух, фартух. Подумаешь.
Аня заторопилась было, не желая больше ничего слышать ни про какие «фартухи». Но потом остановилась напротив Таньки, глядя ей в лицо. «Конечно, нравится ей этот мальчишка, она могла бы возненавидеть меня, если сама верит в то, что придумала, а она… Больше нет таких подруг. И вообще, больше нет у меня никого. И с призраками пора кончать».
Аня шагнула к обомлевшей подруге, робко приникла, уткнувшись носом в плечо, и из её глаз вдруг потекли ручейки.
– Ань, ты чё?.. – тихим голосом спросила Таня, осторожно, будто та из стекла, обнимая подругу в ответ.
Аня подняла лицо, улыбающееся сквозь слёзы:
– Ну, хорошо же всё? Болезнь эта так надоела. А сейчас было, как в детстве.
– Ага, здорово. Я не ожидала вообще… Это ты выздоравливаешь, значит, совсем.
– Дальше некуда. Ты даже не знаешь, какая ты… хорошая и просто бесподобная!
Танька смотрела на Аню совсем сбитая с толку, потом прижалась к ней и глубоко вздохнула, не удержавшись от двух-трёх слезинок, рёвой она не была.
В раздевалку ворвались реактивные первоклашки, чуть не сбив подруг с ног. Расцепившись, те стали смеяться, вытирая лица ладошками.
– Сестричка, дай платочек.
– А нетути. Могу только укольчик.
Аня двинула подружку портфелем по коленкам – не сильно. Смеющимися они вошли в свой класс. Ещё бы чуть-чуть и опоздали. Может, и к лучшему, что под завязочку. Оглушил звонок, и они торопливо уселись за парту. Никто ничего не успел спросить про фартук, однако активистки не преминули просверлить подруг недобрыми взглядами.
«А, пусть спрашивают. У меня ответов – на любой вкус и цвет. Фартук напился пьяным и упал с обрыва, его унесла в клюве гагара, или коршун, или буревестник. Денег у родителей на новый фартук нет, только с получки. Или что цыганам проиграла в карты, скажу. Или было видение дедушки Ленина: в красном кафтане и сапогах с гнутыми носками, страшным голосом тот молвил: «Во имя победы нового над старым – не надевай больше никогда этот фартук, девочка!» Или…
– Опять ты ничё не видишь? – зашептала Танька.
– Что?
– Та, с тобой бесполезно, – и она отрешённо посмотрела куда-то через ряд от них.
Аня достала очки, протёрла их краем платья. В той стороне, куда смотрела Танька, сидел Серый, как звали его другие мальчишки из класса. «Ну что, что в нём? Причёсочка „под бокс“, нос картошкой, средней лопоухости, рост, правда, ничего».
– Слушай, мне нравится совсем другой… Не из нашего класса, – прошептала Аня. – Потом расскажу.
«А что же я ей расскажу? „… нам предстоит