же Пич, который убил ради игры маленьких птенчиков у птички, притащил гнездо к дому, дабы похвастаться трофеем. Кот, который оставил на руке кровоточащие до сих пор раны, глаза сейчас смотрят на них, кот, который украл у деда курицу, не поделился затем даже с Булкой. Я ненавижу Пича. Он не может больше быть моим другом!
Нож-топорик поначалу показался мне тяжёлым, когда я поднимал его в воздух. Моя рука застыла под яркой лампой сарая, кот всё так же не смотрел на меня, тяжело дыша под коленями. Лезвие неровно вошло ему почти в плечо, потому что он дёрнулся, я не держал его. Хрипло взвыл бывший друг. В лицо мне брызнула тёплая жидкость. Орудие казни застряло в плоти.
Из последних сил, которые находит в себе он, Пич хватает мой взгляд. Зрачки в золотых глазах острые, тонкие, застывшим взором смотрят. Смотрю в ответ так же злобно. Было ли в наших взглядах предательство? Возможно. Но злоба точно была. И было отчаяние. Я смотрел на него, а внутри клокотала ярость вперемешку с ужасной болью, приправленная печалью. Как я мог до такого дойти?
Кровь течёт по шерсти, пачкает мех огненный, я пачкаю руки, пытаясь вытащить нож, убить его быстрее, но не выходит. Кот медленно умирает, глаза становятся туманными. С ужасом я вдруг осознаю, что плачу. Семилетний ребёнок, теряющий по вине собственной своего друга, должен плакать. Было бы хуже, если бы я не чувствовал ничего. Сама же ситуация при любом раскладе была паршивой.
Почему я это делаю? Почему я так жесток? Он же ничего ужасного такого не делал, что я это возомнил себя палачом? Имею ли право на это? Сколько крови!
Но тут я смотрю на его когти, клыки, представляю, как пищали или же нет, тихой смертью умирая, птенчики, как эти когти быстрым точным движением, защищаясь, вспороли мне нежную кожу. Сколько он ещё убил, а я не знал об этом? Инстинкт, поиск пропитания, игра? Может быть. Тогда я тоже буду играть, тоже займу место в пищевой цепочке, буду казнить, буду самым высшим в ней звеном, потому что, как я вскоре пойму, нет страшнее человека убийцы.
Сжимаю кулаки, впиваюсь руками в рукоять ножа всеми силами, тот поддаётся, снова меня окатывает кровью, снова я ударяю лезвием по Пичу. Голова отделилась от тела. Характерный щёлкающий звук при разобщении позвоночных сочленений зазвенел в воздухе сарая, пропитанном кровью и шерстью.
Тело кота начинает деревенеть. Я встаю и отхожу в сторону, наблюдая. Никаких эмоций нет внутри, я какой-то пустой. Странное спокойствие обволакивает меня нежно, дыхание ровное, мышцы расслаблены. До этого внутри что-то было, что-то тяжёлое застряло в районе груди, подкатывало к горлу, мешая дышать, но сейчас оно растаяло, словно в небе дым. Я чувствую себя хорошо, хоть и не чувствую совсем ничего.
Нахожу мешок, забрасываю туда труп, отмываю себя, насколько это возможно. Иду в поле за сараем, выкапываю яму рядом с муравейником, заметаю следы.
В доме тихо, меня никто не хватился, пробираюсь в свою комнату, раздеваюсь, испачканную одежду запихиваю в рюкзак, с которым приехал. В городе выброшу всё в большую мусорку. Ночная