я.
Она не узнала меня. А может, это я не узнал её. Тихо и незаметно, как и всё это прóклятое поколенье, прошла она мимо меня.
Наставник обиженно молчал, он не мог простить мне моей выходки.
– А где же восемь миллионов негождённых – «невинных жегтв пгеступного гежима»? Или они не пгóкляты, как мы, успевшие в Совдепии годиться? – спросил я, стремясь загладить последствия своей недовоспитанности.
– Ты говоришь цитатой из «коллег» – так называемых поэтов-коммунистов, – заметил проницательный наставник.
– Они все здесь, но я их не увижу? Неужто им, как нам, гогеть в аду? – репьём вцепился я в наставникову душу.
Наставник понял, что ему не отвертеться. Он начал вдохновенно, будто был по-прежнему венцом своим увенчан:
– У каждого пожившего – свой ад. Ты сам его создашь себе при жизни. Все персонажи из твоих ночных кошмаров, нечистой совести кривые порожденья – все явятся к тебе за объясненьем, все, уязвлённые твоим дурным поступком, все, осквернённые твоей зловонной мыслью – все явятся в укоре молчаливом, и будет страшен взгляд их неподлунный, и вспомнишь ты о каждом и завоешь!
Обессиленный монологом, наставник упал. Я рухнул рядом с ним, почти убитый страшной правдой, открытой мне наставником упавшим. Так лежали мы, недвижимы, как две проклятые тени из разных поколений. Как более юная тень, я первым оклемался и тут же поспешил задать назревший вопрос:
– Скажите, есть ли гай, и для кого он, когда все сконцентгигованы здесь?
– Да, есть ещё и рай, но не для вас – там визовый режим. Там – только наши, – объяснил наставник, поднимаясь; его поднимало надо мной чувство собственного превосходства.
– Как это пгавильно и мудго! По-людски и тут вы всё сумели обустгоить! – воскликнул я (я вспомнил Зигфрида и Вольфганга – они попадут в рай!)
Наставник вдруг заторопился:
– Скажи-ка, деньги у тебя ещё остались?
У меня действительно оставалась ещё некая сумма, но она была дорога мне, как последняя память о моём учителе в форме.
– Давай, давай, тебе они зачем? – сказал наставник, чувствуя, что я колеблюсь, – и лишил меня заначки. – Куда же мне тебя определить? Ты в этом круге явно не на месте – отправлю-ка тебя я в третий круг, – он бросил на прощанье мне и сплюнул.
Твердь вновь разверзлась под его плевком, и так я оказался в круге третьем.
За вторую часть своей задачи Павел взялся так же, как и за первую – с присущей ему энергией созидания, не ведая ни страха, ни упрёка.
В гостиничном лифте он нажал кнопку вызова диспетчера и пропел в зарешёченное отверстие:
– Я – Зомбин! А ты кто?
– И я тоже – Зомбин! Нас много, мы вместе, мы, Зомбины – сила! – раздалось из-за решётки радостное ответное пение.
– Вылезай, если ты – Зомбин, потолковать надо, – приказал Павел голосу; ухватившись мозолистыми рабочими руками за этого Зомбина, как за слабое звено, Павел планировал вытащить на свет Божий и суд человечий всю их зловредную цепочку.
– Не