где горит восходящий рассвет.
«Облаков виноградины тёмных и зелень от края до края…»
Облаков виноградины тёмных и зелень от края до края,
и сверкает плавник серебристый, из вод выплывая.
Нет пейзажа такого на склонах восточных Иерусалима,
ибо место пророчества здесь, и земля эта жаром палима.
Золотистые днём, здесь лиловы под вечер узоры,
словно шкуры оленей и львов на себя натянули здесь горы.
И не страшно, что древние львы и олени
встанут вдруг ото сна – и, свидетели всех поколений,
устремятся наверх, до небес доставая…
Может, спрыгнуть с горы, словно вдаль улетая?
И лететь к Иордану, как птица, крылами хранима,
возвещая союз Иордана и Иерусалима!
Из цикла «И он тоже плоть»
Сущность моря и суши
Пелена над могучим первозданным твореньем – над морем
укрывает от взоров слиянье великих стихий:
вод земных и небесных…
Как завеса в окне мировом: словно дверь
под стальными замками,
за которой – соитье Адама и Хавы[68]
тогда, заре Бытия!
И когда пелена повисает над водным простором,
очертания моря и неба исчезают в тумане:
не рождаются образы их под лучом восходящего солнца,
как рождалось потомство Адама и Хавы
тогда, на заре Бытия!
Но в начале времён ещё не было суши,
ибо суша – создание Бога
с красотою долин и с величием горных отрогов,
с человеком на ней и с его нескончаемой жаждой.
Разукрашена, любит, когда люди её наряжают.
Отдаётся весной, без одежд, ожидая зачатия, соком
наливается в час созреванья колосьев и ягод,
и тускнеет убранство её с наступленьем поры листопада.
Но творение Бога первородное: вечное море —
от начала времён неизменно!
Сущность моря в его неизведанных безднах,
словно там скрыты Божьи непостижные разуму силы.
Чья же власть заставляет бушевать роковую стихию,
раскрывать ненасытную пасть, чтобы в ярости хлынуть на сушу?
Ибо так же, как суша не жаждет проникнуть в морские глубины,
так и море не жаждет (словно небо в созвездьях и лунах)
урожаями нив насладиться и плодами фруктовых деревьев.
И пишу я пером человеческим эти слова,
потому что люблю я покой летних пашен, медовые травы,
и красавиц в полях до и после оплодотворенья,
и люблю родники с серебристой и сладкой водой,
да и море – я вижу в первобытном стремленье его
назидание нам: не желать этой дикой красой
овладеть против воли её.
Два вида моря
Луна жаждет пены морей! Слышишь ли, море, людей,
прошедших пустыню дней и знающих жажды вкус?
Сквозь гул стремящихся к Небу волн, как возгласы услыхать
людей, изумлённых силой притяжения властных вод,
но не падающих, трепеща, лицом в прибрежный