мы отечеством своим,
Друзьям на радость и врагам на горе
Мы победим! Мы победим! Мы победим!
Гимн еще не кончился, а утилизаторы уже погружали гроб на свою тележку. Мудропед Агилера не имела воинского звания, и ей не полагался артиллерийский лафет.
– Ребята, а поедем ко мне! – предложил вдруг застенчивый обычно Лялик. – Помянем мудропеда!
– У тебя что, на всех места хватит? – засомневался Енот.
– Потеснимся! – успокоил его Лялик.
Места на всех хватило уже в мерседесе-лимузине.
– Однако не хило! – удивился Пятак. – Если у тебя и все остальное такое!..
– Скромное обаяние буржуазии! – как-то само собой вырвалось у Марка.
Дом Лялика стоял на Соколиной горе. Собственно, домом он называл его только из застенчивости. Это был трехэтажный особняк посреди ухоженного парка.
– Ну, ты даешь! – восхищенно бормотал Мурнев, поднимаясь по мраморным ступеням
– Это ж не мое! – смущенно оправдывался Лялик. – Отец строил…
Отец встречал их в дверях зала-не зала, но, вообще-то, и не комнаты.
– Кириллов! – коротко представился он, пожимая руку первому из друзей.
– Энтин! – волей-неволей так же коротко отрапортовал тот.
– Енот! – перевел на лицейский язык Лялик.
Так они и подходили один за другим.
– Кириллов! – говорил каждому хозяин.
– Рожицкий!.. Волоцкий!.. Соколов! – отвечали лицеисты. А переводчик пояснял:
– Рогач… Флюгер… Толян…
И вдруг, пожимая руку Черняеву, Кириллов сам назвал его лицейское прозвище:
– Петрик!
И потом выдал такое же Шпайеру и Мурневу:
– Пятак!.. Котян!..
А услышав фамилию Марка, только вздохнул:
– Блюм… Сын Седова…
Еще раз сжал его ладонь и прошептал:
– Знал… Знал…
Но тут же встрепенулся и позвал:
– Мария!
Из темного угла выступила женщина. Немолодая и не старая, но очень хозяйского вида.
– Экономка! – подумал Марк. Он знал, что в богатых домах есть такие. Но у скромника Лялика!. Вот бы не подумал… Но долго удивляться Мария не позволила.
– Мойте руки! И за стол! – скомандовала она.
Стол был уже накрыт.
– Ого-го! – не смог удержаться Мурнев. – Да тут на каждого по тридцать баллов!
– Вино «Мускат», объявил хозяин. – Вы ведь такое любите?..
«Да он про нас все знает! – подумал Марк. – Ай да Лялик!»
– Дочь! – позвал Кириллов. И из-за большого кресла выскользнула девушка.
– С ума сойти! – чуть не закричал Марк. Это была та самая Рапунцель, длинноволосая и большеглазая, что бесновалась в толпе отщепенцев во время Шествия Верности. Вот почему лицо ее показалось ему знакомым. Копия брата, только стройнее и со всем, что положено.
– Добрый день, полукровки! – пропела она, усаживаясь