вариаций.
Труба поет о Человеке. О его красоте, о его руках, шершавых и ласковых.
Труба поет о солнце. О ночи. О шелесте ветра в дикой траве. О каплях росы на собачьей шерсти.
Труба поет о Боге, которого нет. О людях, которые не придут.
Труба поет о Женщине. О Матери. О губах, не целованных никогда. О постели, никем не смятой. О детях. О горячем огне очага.
Труба поет о Любви Человека. О его Надежде. О жизни и Смерти…
Человек играет на трубе. Он идет по дороге, играет на трубе, и серые люди, как завороженные идут за ним следом. Что-то тает у них в душе – словно льдинки ломаются и с тихим звоном падают из глаз.
Люди послушно идут за трубачом.
Человек с трубой проходит мимо стадиона. Застывает толпа на трибунах, все головы поворачиваются в его сторону. И вот уже пустеют трибуны.
Человек идет по дороге и играет на трубе. А за ним идут болельщики. За ним идут игроки, еще не остывшие, еще в спортивной одежде. Зачарованными глазами следят они за игрой солнечных лучей на белом металле трубы и слушают, слушают ее невыразимую песню.
Человек идет мимо ринга. Идет и играет. И зрители поворачиваются спиной к рингу. И идут за трубачом. А за ними идут и боксеры. И только робот, глупый робот о моргающими глазами остается на месте.
Человек в белой рубашке идет по серой бетонной дороге. Он играет на трубе, и его мелодия влечет за собой взволнованную толпу. Мелодия зовет, мелодия манит уйти куда-то далеко-далеко, сделать что-то необычное, оказать что-то несказанное.
Слов нет. Они почти забыты – эти нужные сейчас слова. Но есть глаза, есть руки. И люди смотрят в глаза друг другу. Люди берутся за руки. Люди слушают. Люди молчат. Но это молчание теплого вечера, молчание прозрачного воздуха, молчание дружеской улыбки.
Человек играет на трубе.
Человек с трубой идет и идет по дороге, и толпа постепенно отстает. Только наша пара еще долго идет за ним следом.
Гаснет звук трубы. Очень медленно, очень неохотно затихает ее песня, растворяется в серых сумерках наступающего вечера.
Долго стоит толпа и смотрит вслед трубачу, притихшая от пережитого волнения. Наконец кто-то нарушает молчание, и мы впервые слышим человеческий голос – голос этих людей»
– Что это было?..
Нет рядом робота, чтобы молниеносно ответить на вопрос, поэтому приходится думать, приходится мучительно вспоминать.
– Это, наверное, музыка… – предполагает один из толпы.
– Да-да, я слышал об этом, – подхватывает другой. – И человека этого я знаю. Он нездоров. Ему кажется, что он живет в XX веке…
– Почему же его не лечат?
– Его лечили. Но вот… Трудный случай…
К толпе подходит, держась за руки наша пара. И он, и она хотят что-то сказать, что-то важное, нужно, но… Их язык не приспособлен к выражению сложных чувств, и они просто долго, грустно смотрят в глаза людям.
Так и стоят они все – до тех пор, пока