урожай этих мелких говнюков по всему Призрачному и паре сопредельных ручьев, а Зойд отвозил ходких в еде ракообразных снова по 101-й вниз, в сеть ресторанов, обслуживающих пищевые предпочтения развращенных яппи, в данном случае – стиля «калифорнийский кейджен», хотя там и сям эти мелкие твари обозначались в меню как «Ecrivisses à la Maison»[25] и «Винляндские омары».
КК и Лунопряник, подлинные имена остались где-то на уже достаточно затертой после войны тропе, деньги видеть были так же счастливы, как детишки – собственно работать: Заря, самая большая, плескалась по стремнине ручья, а остальные тащили банки и мешки с гвоздями на двадцать пенни, прибивая ломтики бекона ко дну каждой заводи по колено, на которую набредали. Когда же они возвращались к тому месту, откуда начали, там наступало неистовое вторжение водяных сверчков, все копошились вокруг, не в силах отцепить бекон. После чего процедура бывала следующая: извлечь мальковый мешок на палке, стукнуть ракообразное по носу палкой и поймать его, когда прыгнет, в мешок. Иногда детишки даже родителей брали с собой и разрешали помогать.
Зойд водил знакомство с семейством еще с начала семидесятых, вообще-то впервые встретившись с Лунопряником вечером того дня, когда его развод стал окончательным, в тот же вечер, по случаю, когда он совершил первый свой прыжок в окно, отчасти и то, и другое входило в то же самое письмо-соглашение. Он пил пиво в салуне волосатых под названием «Потерянный самородок» на Южной Спунер в Винляндии, нащупывал способ не думать о Френези или совместной с нею жизни, которая только что официально подошла к концу без всяких инверсий в последнюю минуту, а Лунопряник, равно юная и прелестная даже в те годы, увечным рецепторам Зойда помстилась ровно тем, что надо. То есть, пока из сортира не возник КК – с глубокими глазами, смертельно осторожными повадками, выдававшими, где он еще побывал. Скользнул обратно к стойке бара, уронил руку на плечо Лунопряника, кое она прижала на миг к щеке, и кивнул Зойду вопросительно, мол давай-ка-не-зли-меня. Зойд, по-любому уже углубившись в переоценку, вместе этого провел остаток того вечера, да и на самом деле множества других в грядущие годы, не говоря уж о перерывах на пиво средь бела дня, медитациях на скоростных автострадах и грезах на унитазе, в одержимости собственной женой – он так и не свыкся с «бывшей» – и успешном задалбывании всех в таком радиусе, что даже в наши дни считается почтенным.
Альбомом мечты у Зойда однажды станет антология слезобойных баллад для мужского вокала с названием «Не слишком гад для слез». К этой неотступной фантазии он пришел в тот миг, когда готов был взять рекламное место, поздно ночью в Ящике, с номером для бесплатного звонка, который мигал бы поверх маленьких пятисекундных фрагментов каждой песни, не только пластинки продавать, но и на тот случай, если Френези, среди ночи поднявшейся часов около 3.00 из теплой постели некоего мистера Дивого, случится включить Ящик, может, призраков погонять, а там Зойд, за клавишными в каком-нибудь полноцветном смокинге