мечты, но для автоманьяков.
Зойд вырос в Сан-Хоакине, катался с «Бад-Воинами», потом с «Послами», выезжал на множество «разборок», как мог бы выразиться Дик Дейл, по пре-пригородным цитрусовым рощам и перечным полям, проиграл высокий процент одноклассников, пустых прямоугольников в выпускных альбомах, пьяному вождению или неисправным механизмам и в итоге вернулся к тому же солнечному, часто мог поклясться, осажденному призраками, пейзажу, дабы жениться, в разгар некоего дня на гладком зеленом с золотом калифорнийском склоне с дубом лоскутами потемней, с автотрассой вдали, с собаками и детьми, что играли и бегали, с небом, для многих гостей – копошащимся узорами многоцветья, некоторые притом неописуемы.
– Френези Маргарет, Зойд Херберт, обещаете ли вы, в натуре, в бедах или под кайфом, всегда оставаться в оттяжном улете под названием «Любовь», – и прочая, тянулось, может, часами, а то и завершилось за полминуты, мало там у кого из собравшихся, если вообще было, хронометров, и никто вроде б не парился, это ж, в конце концов, Плавные Шестидесятые, времена неспешные, доцифровые, пока еще не нарезанные на куски, даже телевидением. Легко было бы вспоминать тот день кадром мягко рисующей оптики, такие появятся на «душещипательных» поздравительных открытках еще через несколько лет. Всё в природе, все живые существа на склоне в тот день, как бы странно оно ни звучало потом, когда Зойд пытался об этом рассказать, было нежным, покойным: весь зримый мир – сплошная овечья ферма, залитая солнцем. Война во Вьетнаме, убийство как инструмент американской политики, черные кварталы, сожженные дотла и насмерть, все это отнесло, должно быть, на какую-то другую планету.
Музыку обеспечивали «Корвэры», в наши дни определяющие себя как сёрфаделику, хотя ближайший прибой в данный момент – в Санта-Крусе, за сорок миль сельских дорог и убийственных горных перевалов, – и приходилось довольствоваться традиционной заносчивостью пивных наездников этой области, – но все равно, в последующие годы, как ни старался Зойд вспомнить хоть что-нибудь в самом что ни на есть негативе, по правде сказать, не было тогда ни потасовок, ни блева, ни гонок на выживание, все ладили как по волшебству, то была одна из вершиннейших вечеринок в его жизни, публика обожала музыку, и длилось оно всю ночь, а затем и следующую, аж все выходные напролет. Вскоре в полном прикиде, изображая злодейство, стали объявляться мотоциклисты и их мотоцыпы, за ними воз, забитый под завязку вернувшимися к природе кислотными торчками из верховьев долины, что выехали старомодно прокатиться на сене, и в итоге шериф, который немного погодя исполнил «Прогулку», танец его молодости, с тремя юными красотками в мини-юбках под визг и скрежет электрически аранжированной «Трубы» и был настолько любезен, что не стал и близко подходить, куда там расследовать, к пуншу, однако принял банку «Бурги», день-то теплый.
Всю дорогу Френези улыбалась, безмятежная. Зойду не удастся забыть ее уже печально известных синих