сказал Бобби из дверей.
– Да?
– По-моему, Шкедту надо в ванную.
Джун и миссис Ричардс разом повернулись.
– В смысле, – сказал Бобби, – он же в парке живет; он ужас какой грязный.
Миссис Ричардс цыкнула, а Джун едва-едва не сказала: «Ой, Бобби!»
Мистер Ричардс ответил:
– Ну-у… – с улыбкой, а затем: – Э-э… – А затем: – Ну… разумеется.
– Я несколько изгваздался, – согласился он. – Мне бы не помешало помыться, когда тут закончу.
– Разумеется, – сердечно повторил мистер Ричардс. – У меня есть бритва – можете воспользоваться. Мэри вам полотенце даст. Разумеется.
– В этой комнате… – Миссис Ричардс прислонила фотографию к стене и теперь пыталась открыть дверь. – Я не знаю, что у них тут.
Он подошел и взялся за ручку. На несколько дюймов толкнул дверь – что-то заскребло. Еще несколько дюймов – и удалось заглянуть:
– Мебель, мэм. По-моему, вся комната забита мебелью.
– Ох батюшки…
– Я могу пролезть и все вытащить.
– Вы уверены?..
– Может, вам всем пойти вниз? А я тогда начну. Сделаем чисто-опрятно. Сейчас бардак. Показывать особо нечего.
– Пожалуй…
– Пойдем, Мэри. Пусть мальчик приступает.
Он вернулся в гостиную и принялся сгребать бумагу на одну половину.
– Бобби, ну-ка уйди оттуда. Не ищи себе на голову неприятностей.
– Ну ма-ама…
Дверь затворилась:…мальчик? Впрочем, он привык, что его лет никто не угадывает. (И куда, по их мнению, я должен деть всю эту дрянь!) Он повернулся и сандалией еще на что-то наступил. Распинал бумагу: вилка.
Он отложил тетрадь на стул, который миссис Ричардс поставила прямо, и взялся сворачивать оберточную бумагу пачками в квадратный ярд. Можно выйти на балкон и сбросить оттуда. Ангельский пух цвета говна? И мебель туда же: тр-рах! Нет, как-то не катит. Отволочь хлам к лифту, отправить странствующую меблирашку в полет до подпола. Сражаться с нею в подвальном мраке? Бить об стены, стучать в пол? Тоже не пойдет. Сдвинуть на одну сторону, подмести и помыть, сдвинуть на другую. Сжечь посередке? А она рассчитывает на что?
Так или иначе, спустя десять минут пол наполовину очистился. Он уже обнаружил на черном (с белыми прожилками а-ля мрамор) виниле блюдце, затянутое пленкой сохлого кофе; «Тайм» с помятой обложкой, которую он узнал, – номеру несколько лет; какие-то тряпки в коросте краски…
От стука он подскочил.
Джун окликнула:
– Это я тут…
Он открыл, и она вошла с бутылкой колы в одной руке и тарелкой с сэндвичем в другой. У сэндвича в боку дыра. Джун сунула все это ему и сказала:
– Пожалуйста, не говори ничего про вчера у бара! Пожалуйста! Пожалуйста, а?
– Я твоей матери ничего не сказал. – Он взял тарелку и бутылку. – Я ж не буду тебя подставлять.
– Про это они не знают ничего!.. В газете были фотографии, но моего имени не назвали… хотя все знают и так!
– Понял…
– Они на эти фотографии смотрели,