скривился. – И так всякий раз, когда я тебя вижу. То есть дважды. Мне не по кайфу.
Опешив, Шкедт перевел взгляд на тарелку.
– Делать я ничего не буду, – продолжал Кошмар. – Просто сообщаю, что мне не по кайфу, понял? Я люблю, чтоб все было ясно.
Шкедт опять на него посмотрел.
Кошмар рассмеялся – что-то краткое и округлое случилось у него в носу.
– Так, всё. Кто хочет в набег, хуесосы? Эй, Денни, на шею надень что-нибудь и пошли.
– Я еще не доел, – ответил Денни с пола.
Кошмар заворчал и переступил через него. Денни пригнулся.
– Это чё – вкусно?
Шкедт замялся в блистающих пеленах ясности. Затем протянул тарелку с вилкой и посмотрел, как Кошмар с опаской решил принять вызов.
Скорпион сжал вилку в кулаке, подцепил варево, кое-что уронил и, облепив губы зернами и не вынимая вилки изо рта, пожевал. Еще жуя, ухмыльнулся:
– Эй, ничё так.
Он вернул Шкедту вилку, и тут Тринадцать надорвал нити напряжения, которые под гашем опутали комнату почти зримо.
– Ну так ты б, может, тарелку взял? Давай, Кошмар, я принесу. Эй, – он обернулся к Кумаре, – дай ему гаша, а я еды притащу.
Кошмар сел на постель между Фаустом и Шкедтом – нога прижалась к Шкедтовой, плечо – к его плечу. Позади них фигура под одеялом не шелохнулась. Кошмар пососал бонг. И вместе с дымом изверг:
– Ну чё, шкет, рассказывай, чё ты вечно ищешь.
– Да он улетел выше флагштока на ВТС. – Тринадцать вручил Кошмару жестяную тарелку и ложку. – Я его подкуриваю весь вечер. Вот чё ты его грузишь?
Тарелку Кошмар взял, но ложкой отмахнулся от Тринадцати:
– Не, я ж по дружбе. Я этого шкета знаю, мы знакомы с…
Фауст, доев рис до последнего зернышка, внезапно поставил тарелку на пол, встал, подобрал свои газеты и направился к двери.
– Эй, а ты куда намылился? – спросил Кошмар.
– Спасибо за ужин, – буркнул Фауст Тринадцати, не сбавив шага.
– Эй, мудачина, бывай! – взревел Кошмар в ледяной кильватер.
Дверь перед Фаустом распахнулась.
– До свидания! – Кошмар замахнулся; дверь грохнула; запущенная ложка брякнула о рамку фотографии.
Фотография закачалась.
Кошмар засмеялся. Паяльник его веселья растопил весь лед.
Тринадцать, поначалу с сомнением, а затем с полногрудой хрипотцой, засмеялся вместе с ним.
– Ложку мне кинь, блядь! – провыл Кошмар в промежутках между смеховыми селями.
Тринадцать сделал подачу снизу.
– Ну, Кумара, а чё старик такой расстроенный? Спятил, а? – и посмотрел через плечо, как Кумара кивком подтвердила гипотезу.
Кошмар поймал ложку и склонился к Шкедту:
– У него, знаешь, не все дома. Думает, это я покоцал шмару. – Он ложкой указал на холм под одеялом. – А это не я. Сама подставилась, драка была честная. Меня там даже не было. Ёпта. – Он закинул риса в рот. – Знаешь чё… – Посыпались зернышки: ему на запястье, на джинсы, на исцарапанный паркет. – У нас есть сучьи дети,