к нему и говорю:
– Борис Алексеевич, можно мне к Татьяне Павловне сходить?
Он же сразу, как услашал это, резко подскакивает такой и глаза на меня выпучивает. Но стоит заметить, что чай он не ни капли не раплескал, хоть и кружка у него почти полная была.
– Конечно, Колбаскин, хочешь узнать про свои сверхспособности? – спрашивает меня. – Но у тебя ж их нет!
– Почему вы так уверены?
– Все так говорят.
– Ага, слышал уже. Ну, так мне можно идти или нет?
– Да, иди, конечно. Хотя стой, подожди. Ребят, Колбаскин уходит! – кричит он этим заморышам-переросткам, и они все к нам бегут. – Он идет к Татьяне Павловне узнать про свои сверхспособности.
– Так он же обычный! – выкрикивает Сашка.
– Нет, может у него все-таки есть какая-нибудь маленькая, малюсенькая, малипусенькая способность, – говорит Катька.
– Да не, вряд ли, – говорит Степка.
– Ага, в носу ковыряться, что б другие не видели, – говорит Ванька и ржет, как конь педальный. Вот же скотина шелудивая.
Все тоже гогочут. Гиены форменные, одним словом.
– Ну, иди уже! – влазит своим противным, скрипучим голоском Янка.
– Может тебя донести? – говорит Ванька. «Вот удот!» – А то устанешь по дороге?
– Идите вы… – говорю я раздосадованно.
Меня это, короче, что-то шибко разозлило, и я развернулся, и резко вышел из спортзала, и пошел в раздевалку. Иду, главное, и слышу, как они там радуются. Мне, вроде, даже показалось, что кто-то сказал: «Наконец-то он ушел!». Вот и называй их одноклассниками после этого.
Глава 4. Поехавшая физичка.
Подошел я, значит, к кабинету физики. Всегда меня тошнило от этого помещения. Там вечно почему-то холодно, тоскливо и ничего непонятно. Понять эту физику вообще не реально, скажу я вам честно. Ладно, подхожу я к нему, а там очередь. Прикидываете? Очередь. Больница, что ли, какая? Пять человек – шмакадявки все мелкие. «А учится, когда они будут? Куда учителя-то вообще смотрят?» – думаю я про себя и становлюсь в конец очереди. И тут же я слышу, как одна мелкая спрашивает шепотом у другой:
– Это он, да?
– Да, – говорит другая, – не тыкай пальцем.
И вся эта мелочь начинает посмеиваться. Серьезно, стоят и посмеиваются. Шепчутся еще. Совести вообще нет. Мелкие девчонки называется. Я, конечно, делаю вид, что не обращаю внимания. Буду еще с мелкотой всякой связываться.
Тут вдруг дверь кабинета открывается, и оттуда выбегает мелкий пацан, шпендель такой, и кричит во всю глотку:
– Урааа! Я могу иголками пуляться!
И как начнет руками махать, и повсюду иголки летят, во все стороны. А девчонка одна сразу силовое поле выставила и закрыла всех, кроме меня, естественно. И мне одна иголка прям в шею впилась.
– Ай, ты че творишь? – говорю я ему и достою иголку. Она на иголу кактуса чем-то была похожа, сантиметра два длиной.
Знаете, что дальше было? Этот мелкий засранец смотрит на меня, да так с ухмылочкой ещё, и говорит:
– А, это