деле: руки тянет к нему и что-то просит. И тот тошнотворный запах снова в нос ударял, и всё из желудка тут же назад вылезало, еле успевал за угол кафе забе- жать, чтобы опорожниться. Длилась такая заунывная песня
больше недели и, если бы не случай – могла бы эта бодяга на год растянуться. Шёл он, по улице Энгельса спускаясь вниз к вокза-
лу, и на ходу размышлял: «Зря я тогда не послушал ту женщину из приёмной комиссии: сейчас бы, не искал куда дальше деться
– тем более не было бы и этой головной боли…».
Прелюдия к опере Кармен.
Поступив год тому назад в училище под номером «сорок
один» – число заведомо не счастливое, ибо война под этим чис- лом началась – в городе Новошахтинске, в посёлке под названи- ем Новая Соколовка, где какие-то соколы всё порхают: встрети- ли Костю довольно прохладно. Когда же в общежитие вселился, вот тут-то только понял, – куда он попал! И если в дальнейшем
не испарится – подумал он – ждёт его здесь на пороге тюрьма. В ней-то, в этой злосчастной общаге как раз и жили те детдомов- ские «ученики» – хулиганы, уркаганы, о которых так настойчиво упоминала и предупреждала та тётка в приёмной комиссии ещё
при поступлении туда. Были, учились и местные парни, с ними Костя дружил, а вот «беспризорники» приняли его так, как при-
нимает стая голодных волков случайно прибившуюся к ним дво- ровую собаку. Белой вороной выглядел Костя в обществе тех, у которых понятия в голове перевёрнутые: извращены до неузна- ваемости, а многих в ближайшем будущем с нетерпением ожи- дала «Советская – Народная» колония-тюрьма. Вчерашняя, дет- домовская босота, по сути, несчастнейшие от рождения дети
пропитана была до кончиков волос понятиями, извращёнными – перевёрнутыми с ног на голову. Не зная, что такое семья, да и много о внешней жизни за забором, не зная, жила по законам
больше похожими на зону, а то о чём даже знали, воспринимать к себе лично, ни в каких рамках не желали. Жестокость по отно- шению к окружающим, тюремные порядки, воровство и подста- ва были постоянными спутниками в их жизни; эти пороки, пе- ремещаясь из спальных комнат в общежитии, поселялись в
учебные классы. Блатной тюремный жаргон, иерархия занима- емого места каждой в отдельности личности всё это создавало извращённый полукриминальный мир. На вымышленном пье- дестале этой криминальной власти, на каждом шагу беспредел. Директор училища на их языке – «Хозяин». «Вертухай» – рядо- вой воспитатель в общаге, а дальше бесконечным потоком по- шли: «Суки» – которые стучат педагогам и активисты – участвую- щие в общественной жизни коллектива. За ними пошли всякие
«шестёрки и барыги». Вниз по лестнице – «колхозник» (в те вре- мена «Лох» слово, которое редко ещё употребляли в лекси- коне). Наверху – «Пахан», а с ним «поддувало». Косой, блатной, тельняшка; маруха, мурка и рояль, а всё вместе взятое – это
огромная