сказать… Справедливость бывает разная и не всегда она бывает одинаково хороша для людей, так как…
– Хватит!
Я вскочила со стула и стала озираться в поисках стеклянных вещей. Чтобы расколошматить их к чертовой бабушке! Озоновский снял очки, снова положил их на стол… Я схватила эти очки, кинула их со всей силы на пол и наступила на них каблуком. Еще раз. И еще. И еще…
Потом я выдохнула три раза, поправила растрепавшиеся волосы, подошла к двери, взялась за ручку и спокойным, ровным голосом сказала:
– Я полечу в Париж обязательно. Мне жаль вашего сына. Надеюсь, он совсем не похож на вас. И надеюсь, мы найдем с ним общий язык, в отличие … Ладно… До свидания… Прощайте, Сергей Петрович. Всего доброго.
Я вышла из кабинета, с силой хлопнув дверью. Звук оглушил меня.
Ноги мои стали непослушными, мягкими, какими-то ватными и я боялась упасть в обморок. Хотя я никогда не падала в обмороки.
Я села в машину и осторожно повела ее на Чистые Пруды. Сейчас я соберу все свои вещи из квартиры Озоновского, не оставлю ни одной мелочи, типа помады, заколки, шпильки или сережки, и увезу все эти вещи к себе домой. В деревню. Да, да, в подмосковный деревенский дом, оставленный мне отцом в наследство.
… Когда в кабинете Озоновского, в его квартире на Чистых Прудах, я достала из верхнего ящика стола билет в Париж на завтрашний вечер, бумажку с адресом школы, я вдруг разрыдалась. Я рыдала так горько как, наверное, Золушка рыдала перед кучей золы, смешанной с чечевицей, в тот вечер, когда шел бал во дворце…
Мне казалось, что вся моя жизнь разбилась. Вдребезги. И из-за чего? Из – за кого? Из –за Песочного человека? А еще я подумала, что Озоновский, возможно, догадывался о моих фантазиях и все равно занимался со мной любовью. Эта мысль была еще более отвратительна. Ладно, саму себя я всегда успокаивала тем, что это бред и ерунда. А Озоновсикй? Он – то к этому вон, оказывается, как серьезно относился! Ужас! Я внушала себе, что люблю Озоновского, а Песочный человек – это нервное расстройство, разлад от того, что меня не любят в Академии… И вот сейчас… Я считала Озоновского предателем, предателем вдвойне, и у меня болело сердце. Оно так болело, что готово было разорваться в моей глупой груди. Я испугалась, что умру, и позвонила Ритке. Сквозь рыдания я крикнула:
– Рит, скорее ко мне, в квартиру Озоновского! Мне плохо, Рит!
– Еду, еду уже, не умирай, – отреагировала подруга и бросила трубку.
*** *** ***
3 глава.
Мы накупили еды и вина и со всеми моими вещами поехали в деревню. Машину вела Ритка, а я сидела на заднем сидении. Потом мы заехали ко мне в квартиру в Медведково и стали собирать с Риткой вещи, которые мне были необходимы или просто нужны, или просто важны… Не думаю, что Ритка была рада перспективе ночью снова оказаться в деревне, но что не сделаешь ради подруги, которой так плохо… Мы носили в багажник машины охапками мою одежду, книги, косметику, постельное белье…
… Наконец, мы оказались в деревне…
Мы долго расставляли мои вещи на нужные места. Собирали мне чемоданы. Вернее, один чемодан на колесах и дорожную