на пень. – И пара пустых кувшинчиков.
– Всё, что осталось, разделим на троих, – бросил Лэннери, соскребая лучом ещё немного мха.
В лесу царил сумрак, и даже лучи Алой Звезды не могли пробиться через плотно сомкнутые кроны деревьев, прикрытые снегом. Скользнув взглядом по стволу ирголя вверх, Лэннери заметил, что верхние ветки напоминают сложенные вместе руки с острыми локтями. Следа чёрной магии в этом лесу не было, но уютным его не назовёшь: чем больше присматривался Лэннери, тем больше ему чудилось нечто человеческое в очертаниях ирголей. Да что там, и мох шевелился в руках, как живой. Или это разыгралось воображение перед встречей с черномагом?
– Думаю, мха достаточно, – Лэннери бросил на пень последнюю охапку и сел. – Давайте теперь делить сайкум и росу!
Когда всё было честно поделено, съедено и выпито, а мягкий сумрак ирголевого леса превратился в ночную тьму, феи стали укладываться спать. Видя, как зевает Ксилина, Лэннери решительно проговорил:
– Сторожить этой ночью буду я.
– Почему не я? – Дергилай ожесточённо чесал то одну, то другую руку. Давно бы уже содрал кожу, но та, скорее всего, окаменела; Лэннери с горечью замечал, что алый фей устаёт подолгу держать палочку, ест через силу, и даже крылья его утратили прежнее сияние. Как бы и на них не перекинулась каменная хворь! Тогда Дергилай не сможет летать.
Удивительно, что ногти его так и остались нетронутыми. Возможно, феи болеют как-то иначе, нежели простые смертные.
– Потому что… так надо, – Лэннери помолчал. – Отдыхайте – оба. Я и спать-то не хочу.
Он сел поудобнее на краю пня, выставив перед собой палочку, и слушал, как ворочается Ксилина, с шуршанием отодвигая в сторону свиток пергамента, и кряхтит, словно древний старец, Дергилай. В просвете между ветвями ирголей был кусочек чернильного неба, и Лэннери устремил к нему взгляд, не забывая прислушиваться и принюхиваться – вдруг повеет вражеской магией.
– Дерево нейге… где же оно может быть? – вполголоса спросил Лэннери самого себя. К Айе не обращался – та давно с ним не беседовала, сердилась. И вряд ли могла знать ответ на этот вопрос.
Что-то ускользало от Лэннери, мешая ему прийти к выводу, где могла бы жить Хранительница. Некое убеждение, что там ей точно не место. Какая, однако, самонадеянность – думать, что он может решать, где место или не место самой могущественной фее на свете! Лэннери хмыкнул и тут же замолчал: соратники заснули, а он не хотел их будить. Дыхание Ксилины было спокойным, ровным, а вот Дергилай спал тревожно. Удивительно, что вовсе сумел заснуть – с зудящими-то руками.
Лэннери продолжал размышлять. Если о тайном убежище Хранительницы никому не известно, то как Наставницы провожали её туда? Здесь что-то не так. К сожалению, и от Лейзаны юный фей ничего не добился – та развела призрачными руками и заявила, что в её времена обиталище Хранительницы было окутано серым туманом точно так же, как и сейчас. И спрашивать о нём запрещалось под страхом наказания.
– Туман, – повторил Лэннери.