Маринка, обретшая в лице Ани нового кумира.
– Ладно. Однажды, ничего не подозревая…
Вот так и лилась наша беседа, а разошлись мы поздно-поздно вечером, довольные, объевшиеся, веселые. Это был последний счастливый вечер в моей жизни…
Отправив Маринку домой, мы с Леной стояли одни, в темноте, у подъезда. Ни звезд, ни луны не было видно на небе, лишь еще не уснувшие окна чуть освещали наши счастливые лица. Я легонько коснулся кончиками пальцев бархатной кожи ее щек и запечатлел на мягких губах страстный поцелуй, почувствовав улыбку. Лена крепко обняла меня за шею и тихо прошептала на ухо:
– Неужели мы скоро поженимся? Неужели совсем скоро я стану счастливой?
– А разве ты сейчас не счастлива? – тихонько рассмеялся я, нежно целуя ее в лоб.
– Счастлива, – Лена облегченно вздохнула и провела рукой по моим волосам. – Счастлива, но меня упорно преследует страх потерять тебя, я чувствую, что теряю тебя. Скажи, что это не так.
Я лишь рассмеялся в ответ на ее глупые страхи.
– Ну что ты, любимая, – попытался я успокоить ее, – не говори глупостей, мы всегда будем вместе.
Лена одарила меня очаровательной улыбкой и тяжело вздохнула.
– Ну что еще? – недовольно буркнул я.
– Пойдем сегодня ко мне? – ласково спросила она.
Я натянуто улыбнулся и ответил на ее призыв будничным: «Пойдем…»
9.
Этот день… до мельчайших подробностей вспоминал я его, пытаясь найти щелочку, лазейку, хоть малейшую зацепку, но все напрасно: он был так похож на остальные будни, но так разительно по духу от них отличался. Казалось, с самого утра что-то отвратительно навязчивое витало в воздухе; весь день меня преследовала песенка «Приходи ко мне, морячка, я тебе гитару дам…», которую, кстати говоря, я всегда не любил… Но все по-порядку.
Проводив Лену на работу (в тот день она подменяла подругу), я направил свои стопы домой, сгибаясь под сумасшедшей тяжестью солнечных лучей (погода обещала быть жаркой, что, впрочем, так и было) и отирая бегущий ручьями пот носовым платком.
Первое, что я услышал, придя домой, был натужный рев и раздраженное громыхание посуды, причина сего шума была мне известна и потому, не тратя времени на пустяки, я взялся за ее решение.
Первым делом я направился на кухню, где орудовала какофонией кастрюль мама, получившая подтверждение своим худшим опасениям насчет Маринкиного экзамена по алгебре. Она действительно была раздражена: по лицу ее метались тени недовольства и разочарования.
Я легонько обнял ее за плечи и, настойчиво заглядывая в глаза, спросил:
– Что произошло?
– А то ты не знаешь, – хмуро бросила мама, избегая моего взгляда.
– Мама, а что было у тебя по математике в школе? – хитро прищурившись, спросил я.
– У меня? – мама озадаченно посмотрела и вдруг смутилась, залилась краской и отвернулась к раковине.
– Ну, вот видишь, – облегченно вздохнул я. – А ведь она твоя копия от кончиков ногтей до кончиков