дырой, за которой хлестали друг друга еловые ветки. Юли слышал едва различимое журчание воды, шелест ветра, похожий на дыхание…
Чьи-то зубы вцепились ему в загривок и потащили наверх. Мама плюхнула его, почти бездыханного, рядом с сёстрами.
– Юли, ты перепрыгнул! – воскликнула Агата.
– Пфе! – фыркнула Али. – Как бы.
Пять сестёр вылизали ему шубку и, хотя и не удержались от смешков, были счастливы видеть его целым и невредимым. Дрожа, Юли заглянул в овраг. С этой стороны было видно, что овраг глубиной не больше, чем в один хвост. Бояться ему было совершенно нечего.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – хохотала, захлёбываясь, Ава на другой стороне оврага. – Юли, видел бы ты себя!
Её хохот передался остальным сёстрам.
– Эй, народ! – окликнула их Ава. – Смотрите! Смотрите! Кто я?
– Ава… – грозно рыкнула мама.
Ава прижала переднюю левую лапу к груди. Правую била дрожь. Ава скорчила испуганное лицо и неуклюже прыгнула через овраг. Она удачно приземлилась на другой стороне, но упала на живот, отползла назад и, свесив над оврагом задние лапы, принялась отчаянно царапать камни передними когтями.
– Ха-ха! – расхохоталась Ада.
– Хи-хи-хи! – подхихикивала Али.
– Так оно всё и выглядело! – воскликнула Айя.
– Давай, Юли! – куснула его за горло Анна. – Что не смеёшься? Это ж умора!
– Ава, берегись! – пронзительно закричала мама.
Красно-жёлтая королевская змея бросилась из оврага и вонзила ядовитые зубы Аве в ногу. Её вопль разлетелся эхом по каменной гряде. Мама схватила Аву за загривок и трясла, пока змея, продолжая извиваться, не разжала рот. Змея уползла обратно в овраг и скрылась в том самом месте, куда мог бы наступить Юли, будь у него ещё одна передняя лапа.
Тело Авы обмякло и шлёпнулось на камень. Лапы дёргались. Мама скулила и лизала Аве лицо. Юли с ужасом наблюдал, как яд растекается по сосудам у Авы в глазах, как её дыхание становится всё быстрее, быстрее, быстрее…
И вдруг замедляется. И стихает совсем.
5
Дни возле норы проходили за днями, розовые и золотые.
Теперь, когда сестёр оставалось лишь пять, их власть над Юли развеялась. Им не хватало острого языка Авы, её злых придумок, чтобы мучить его дальше.
И всё-таки жизнь Юли не стала легче. Шкура по-прежнему чесалась. Живот по-прежнему ныл. После смерти Авы мама от горя перестала охотиться. Она лежала днями и ночами, уткнувшись лицом в камень, и сёстры добывали себе пропитание сами, как могли. Жуки и кузнечики – вот и всё, что им удавалось поймать. Юли перепадали только колючие лапки и усики.
Интересно, спрашивал сам себя Юли, если бы Ава осталась жива, его жизнь изменилась бы к лучшему… или к худшему?
Как-то ночью, когда сёстры уснули, Юли прокрался в дальний угол норы и свернулся в клубок возле мамы. Он вылизал ей слёзы из глаз, прерываясь только затем, чтобы почесаться.
Он хотел, чтобы она воспрянула духом. Он не мог охотиться сам. Мир оставался таким же огромным и неприветливым, как