мычанье, рога.
Зачем же всем женщинам смертным
такая судьба суждена?
Знай, смертный, в игре с небесами
не крыльями кончишь, – рогами.
3. Про богов и овец
– «Интернациональный долг!
В ружьё! В поход!» – военкомата
орал набор. «Скорее в полк —
и на врага ругайся матом!
Он зол, силён, жесток, опасен!
Он всю планету превратить
стремится в склад своих запасов!
Твой дом, отчизну, погубить!
Вот автомат. Беги с другими.
Стреляй. Коли. Руби. Вонзай, —
что хочешь. Комсомольца имя
и родину не запятнай!!»
На Мавзолее тесно. Вереница…
Всё добрые ответственные лица.
Санкт-Петербург
Качели
Чтоб вновь родиться, надо умереть,
а умереть не получается, – живу.
Живу на треть, на две живу,
и устаю дышать, смотреть,
но всё живу
на треть, на две
в пустой привычке просто жить,
цепляться в вечной суете
за случай жить, дышать, смотреть,
и твёрдо верить, что ещё
смогу я просто, мудро жить:
дышать, смотреть,
дарить себя,
себе дарить….
Нет, не хочу родиться вновь!
Санкт-Петербург
Мир
Я стёр случайные черты,
случайные черты я стёр,
и вместо дивной красоты
на математику набрёл;
на формул древнюю чету,
закономерностей союз,
и, увидав систему ту,
воскликнул только: «Ой, боюсь!»
Санкт-Петербург
Последний поцелуй
Коробка конфет с ироничным «The last kiss»23;
круг зеркала в сизом дыму
глядит на постель, как угрюмый Веласкес
на юную-юную даму;
в потолка сизо-жёлтых разводах
обозначился вдруг Бенилюкс,
ближе к лету диктатор-природа,
вероятно, Судетов аншлюс
замыслит; смешалось всё в доме,
и по плечи, по нос – тишина.
В названье картины не драма,
а пародия лезет одна.
Санкт-Петербург
Стихи без названий
1
Сегодня впервые сказал о тебе
в прошедшем времени. Странно.
Лишь два месяца я зачеркнул на столбе
моей памяти, а не чувствую раны
уже. Неужели – всё? Отболело,
отскорбело, – и отошло?
Ведь казалось, что духом и телом,
что телом и духом – одно?
Впрочем, нет. Как молекула, атом,
на две трети я состою из тебя.
И с души моей, точно с плата
Вероники, не смыть твоё «я».
2
Живу и гасну понемножку
не как полночная свеча,
а как в покинутой сторожке
от пыли лампа Ильича.
Но, говорят, пред смертью вспышка
всем