не успела переварить французский, а Терлецкий уже стоял рядом с ней. Какая сила подняла ее со стула, она сама не поняла. Он взял ее за руку, подержал как бы в сомнении, женщина перед ним или следователь, принял решение, сжал крепко, она рефлекторно ответила крепким рукопожатием. Через мгновенье он исчез, Воронкина даже понюхала свою руку. Теперь она точно знала, как должен выглядеть и пахнуть суровый яхтсмен из «Алых парусов Надежды». Впечатляло.
* * *
На пути из кабинета директора к выходу Лидия Воронкина заглянула в палату, из которой исчезла уже не только Лаура Терлецкая, но и люди Араеляна, зато у окна стоял санитар, «как его, нужно посмотреть».
– Э-э-э, – все, что смогла выдавить из себя следователь.
Парень повернулся к ней. На мгновенье ей показалось, что на его прыщавом лице слезы, он, смахнув с подоконника невидимую пылинку, заговорил высоким тенором.
– Я Валера Лобков, санитар, это я о ней заботился: сестры – капельницы, катетер, а я по личной гигиене. У меня трое.
– Что значит трое? – Лидия не поняла.
– Три палаты.
– Три всего?
– Не всего, а целых. Элитуха: каждый день всю палату от пола до потолка драить. И пациенты. Нас за каждый пролежень штрафовали.
Воронкина не знала, о чем спросить: не спросишь же, как вела себя коматозница. Лидия зависла в сомнении, прыщавый Валера Лобков по стеночке, по стеночке вышел из палаты, и следователь осталась наедине с пустотой помещения, в котором еще вчера дышала и жила женщина, оплаканная санитаром и названная своим мужем «отработанный материал». «Черт, протокол не подписала, он просто ушел, такого сроду не бывало, гипноз какой-то!» Лидия морщилась, параллельно ее мозг пытался осмыслить нечто невообразимое: каково было этой молодой женщине с испанским именем лежать тут дни, недели и месяцы? «А вдруг она могла слышать, но не могла никак войти в контакт с окружающими?» Еще в молодости Лидия читала о таких случаях. «Вот наказание, не приведи Господь». От сильных чувств, а попытка представить пропавшую в виде узницы своего тела привела к тревожному ознобу, Воронкина всегда всуе поминала Бога. Хотя после бессмысленной смерти дочери в Бога она больше не верила.
* * *
– Ты глянь, какие буфера, какие ляжки! – вкусы Василия Солдатенкова, заветного друга Вадима Ялова, были далеки от современных: женщины выше ста шестидесяти пяти сантиметров и меньше сорок восьмого размера одежды для него не существовали.
– Я б ей вдул.
– Ты б всем вдул.
– Не, не всем. В женщине должно быть венерианстство, чувственность, изгибы, – Василий показал в воздухе желательные в женском теле формы.
Полненькая официантка, не избалованная мужским вниманием, как будто почувствовала вожделение Василия: она крутилась рядом, как-то особенно нагибалась, протирая столы, ее могучая