Вилли в грудь колотить, вспомнив ласку. А может, стекло бракованное или всё сразу, очень уж она отчаянно. Вилли терпел, кулачки ее в воздухе лениво ловил и опять ухмылялся. Не иначе, ухмылка была к нему приклеена.
И за столом потом весь вечер ни слова. При этом мы обходительны были и друг за другом даже ухаживали, спеша скорей тарелку передать или вовремя хлебницу с солонкой придвинуть. И Грете вместе все старались угодить, а она за нами сразу за всеми присматривала. Только молча это всё и мимо куда-то глядя. И в тишине посуда звенела, и помимо воли кое у кого животы урчали не в унисон довольно. И долго мы так в любезности взаимной, пока Отто не потянулся с солонкой к тарелке Вилли:
– Поухаживаю, вы не против?
– Сделайте одолжение, – чинно кивнул Вилли.
Отто стал трясти солонкой, тряс всё и тряс, но Вилли доверчиво оставался в рамках этикета:
– Достаточно, благодарю. Ну, много уже, пожалуй. Да слишком даже, куда вы столько?
Отто в лицо ему рявкнул:
– А туда, куда и ты! Бракодел усатый! Как ты! Вот так! – И он показал – как, свинтив крышку и до конца опорожнив солонку перед носом Вилли. – Кадмий свой в шихту! Сыпал и пересыпал, гад! И стекло с пузырями! С шампанским вдруг! Что за праздник у нас, Вилли? Святого Йоргена?
– Святого Вилли! – рассмеялась Грета.
И в голос сразу все закричали, кто за столом был, и я первый, будто и ждал только:
– Цинк! Там цинк еще! Муть еще эта в сердцевине от цинка! Кто цинк забрасывал, кто?
И Грета, само собой, позлорадствовала, в стороне не осталась:
– Пузыри пузырями, так мутное еще! С ума, что ли, сошли?
Вилли, посидев с ухмылкой своей непрошибаемой, тоже уже кричал, присоединившись:
– Да все вообще мутное, все! Мы мутные! Чего мы здесь, зачем? Неделю жилы рвем! Что происходит?
Отто тут же властным жестом все и остановил, что сам затеял, уже не рад был. И даже вдруг обиделся он, так показалось.
– А что происходит? Ну, ошибки, да, так не бутылки же, оптическое стекло варим, к чему истерики? И с хитрыми еще присыпками стекло, то пробуем, другое… – Он пожал плечами. – А вообще, мы это уже всё проходили в Йене, если кто запамятовал. Тоже сначала ни шатко ни валко, а потом? Триумф! Ну, это я для паникеров, – усмехнулся Отто. И уже очками зловеще засверкал, становясь опять Отто, и мы притихли сразу под его острыми взглядами. – Впрочем, плохую работу не стоит списывать на наши опыты, не так ли, коллеги? Путать одно с другим? Я о санкциях, как вы догадались. Увы, будут самые беспощадные, предупреждаю. Ну-ка, Ханс, принесите бумаги, посмотрим по сетке, что же мы там не так!
А меня уже за столом не было, вернее, я уже входил с бумагами, научившись угадывать желания.
– Кстати, Ханс, не ожидал, что вы такая истеричка, – сказал Отто.
И взял бумаги, стал смотреть.
– Вилли, – пробормотал он, – на шампанское закрываю глаза, раз вы такой уж святой Вилли. Другой раз будет штраф. Третьего не будет: чемодан – Бремен!
– Гамбург, – уточнил Вилли.
Помолчав,