по речному дну. Он медленно шел вперед почти посуху! Я говорю «почти», потому что там еще оставались ил, тина, водоросли и всякой грязи по колено, однако воды там уже не было – река расступалась перед великим Февдой. Чудо! Чудо! Мы тотчас же собрались идти вслед за ним, и некоторые уже двинулись, громко читая молитвы, но вдруг прямо перед нами возник латинский начальник – тот самый, с гребнем на шлеме. Он погарцевал немного туда-сюда, чтобы, значит, получше смотреться, а потом развернулся хвостом коня к нам, а мордой к реке, да как рявкнет! Яхве правый, подумал я, ну и глотка! Окажись на том берегу какой-нибудь Иерихон, он бы, пожалуй, рассыпался в прах.
– Отставить!!! – проорал начальник.
Одно только слово. Забулдыга икнул, все вздрогнули, Иордан на миг замер, а потом сомкнулся. Река сомкнулась единым махом; две волны сшиблись, накрыли великого Февду, и он исчез из виду. О ужас, ужас! Смятение прокатилось по толпе; все растерянно заметались и только сейчас обратили внимание на конный строй латинян, растянувшийся по склону. Среди них был и сам прокуратор Куспий Фад.
Паника, сумятица, и вдруг:
– Долой!
Пророк Февда вновь стоял меж нами, весь мокрый, в грязи и тине.
– Долой! – крикнул он снова. – Гоните неверных, они помешали чуду! Бейте их! С нами истинный Творец!
– Долой кесаря! – взревела толпа. – Бей инородцев!! Даешь латинский погром!!!
Похватав бурдюки и посохи, мы ринулись на врагов, а те как начали рубить нас направо и налево – только свит и хруст повсюду! В мелькании клинков, голов и рук я высмотрел лицо Куспия Фада. Господин прокуратор вовсю хохотал, а когда я на миг встретился с ним взглядом, мне показалось – нет, я уверен! – что он мне подмигнул. Заговорщицки так подмигнул, а потом раздался свист стали, и мне в глаза плеснула чужая кровь. Я упал, на меня упал кто-то еще, песок рядом с моей головой всковырнуло копыто. Солдаты теснили толпу к Иордану и добивали последних уже в воде.
Я лежал пластом до тех пор, пока топот конницы не угас за вершиной холма, а потом вылез из-под мертвецов и пошел вдоль берега. Февду я опознал только по мокрой одежде, поскольку ему отрубили голову, чтобы – как положено в таких случаях – насадить ее на шест посреди городской площади. К вечеру я был уже далеко оттуда.
В Иерусалим я решил пока не возвращаться и по пути пристроился к эллинскому торговцу, сбывавшему в окрестных селах свои расписные горшки. Этот эллин на редкость веселый человек. Богов он поминает редко, да и то всуе; зато не дурак выпить, без конца шутит и насмехается надо всеми, в том числе над самим Куспием Фадом. Он и надо мной посмеялся, когда я рассказал про чудо. Для этих эллинов нет ничего святого – им бы только философничать, плести стихи, ваять непотребные голые статуи да выдумывать всякие теоремы. Никчемные людишки – как и латиняне, которые только и умеют, что тупо держать строй, мостить ненормально прямые дороги да уродовать пейзаж