Кира слушает вполуха, будто витает где-то, находясь рядом только физически. И чудилось, будто сквозь ее мнимое спокойствие проглядывает искрящаяся сущность: неуловимые для глаза разряды, которые чувствуешь кожей, бегают, выманивая любопытство присмотреться внимательней, разгадать тайну притяжения.
Вечер подобрался незаметно, окатив прохладой и согнав с насиженного места. Поправив хайратник и накинув на плечи рюкзак, Кира, задрав голову мысленно поблагодарила город и попрощалась, почему-то не сомневаясь в том, что она услышана. С этого момента она считала себя преданной Федору в вечности, вне зависимости от того, что готовила им реальность. А реальность напоминала о себе через орущее радио в пустом туристическом автобусе, рядом с собором: «В этот день в 1284 году, одетый в пёструю одежду флейтист, вывел из города сто и тридцать рождённых в Гамельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали». И почудилось, будто город, играя на флейте, отсекает их от теней, уводит их в свои лабиринты, а призрачные тени остаются здесь, на скамейке в саду. Но шум и возня человейника разогнали морок, флейта умолкла, и пейзаж раскинулся зеленым ковром Марсова поля.
Глава 13
Провидение. Утопленников за повешение не судят
Федор уехал в Петрозаводск и Кира осталась один на один с собой. Захлебываясь мыслями о Федоре, она поняла, что единственный способ унять кипящие эмоции – физическая усталость и поток визуальной информации. Город распахнулся перед ней простором Стрелки Васильевского острова и гвалтом Дворцового моста. В город обычно бежалось, чтобы столкнуться с кем-то знакомым или еще лучше незнакомым, чтобы повстречать человека, забыться в разговорах и смехе, досыта накормить глаза красотой декораций, на фоне которых ты сам играешь главную роль.
Декорации Петербурга налагали на любого, становящегося частью пейзажа, определенную ответственность за созвучие эстетическому облику. Только городу было под силу заглушить хор демонов в голове.
Увы, левый берег Невы на сей раз не вызывал ничего, кроме раздражения. Толпы туристов, шныряющих во всех направлениях сразу, уничтожали душевное равновесие в зародыше. Кира и не заметила, как ноги понесли ее в тишину и отставку Коломны, где вскоре ей посчастливилось оказаться напротив арки Новой Голландии.
В кустах под разваливающимися кирпичными стенами, копошилась утка. «Привет! Ты нас помнишь?» – тихо спросила Кира. Птица вразвалку повернулась к ней задом и, плюхнувшись в воду, поплыла к Поцелуеву мосту, лениво перебирая лапами. Впившись пальцами в ограду, Кира, близоруко прищуриваясь, пыталась разглядеть знакомые силуэты мазутных деревьев, колючую проволоку и, наконец, бобров, но ничего из этого она не увидела и не узнала. В голову пришло загадать желание, в очередной раз сыграть с судьбой в орлянку: все непременно у них с Федором получится (что значит все? Как получится?), если он позвонит ей, пока она