бы с Драгашем все было хорошо.
Гашек только угукнул – его мысли занимал не Погорелец Гроцка. Итка понимала это и терпеливо ждала. В траве копошились ночные букашки; земля мирно дремала, похоронив сегодняшний день вместе с закатным солнцем. Все, что случилось вечером, она примет в себя с рассветом, и так будет до конца времен: когда Гашек об этом задумывался, становилось немного легче.
– Я вспомнил про конюха, – наконец сказал он, – потому что услышал имя в разговоре тех торговцев из корчмы. Больно уж оно не хаггедское. Может, и не про него говорили, но за нами же пошли. После Кирты…
– Почему ты решил, что его отправили гонцом? – прервала Итка, зная, что он имеет в виду: после Кирты носители хаггедского говора вызывали вполне конкретные опасения.
– Он походил на того, кто мог с этим справиться. Молчаливый, крепкий и очень хорошо ладил с лошадьми. Да и не только с ними. У господина тогда еще были злющие гончие – так они при этом мужике опустили уши и на брюхо легли, разве что ноги ему не лизали. Меня они вечно облаивали, даже Свиду терпеть не могли, хотя он их кормил. А этот… Он ночевал через стену от нас с матерью, не побоялся. Наутро уехал на нашей Заветной, и больше я ее не видел. Может, если господин Гельмут искал ту вещь, он послал кому-то рисунок… И ему было важно, кто именно его доставит.
Итка помолчала задумавшись. Мерное дыхание Красавицы убаюкивало; в голову лез ласковый колыбельный напев вдовы. Гашек перестал обращать внимание на стрекот насекомых.
– Как его звали? – спросила Итка, подоткнув под ноги плащ.
– Матеем, – ответил Гашек. – Его звали Матей из Тарды. И провалиться мне под землю, если он не был колдуном.
Глава 4. Тройка пентаклей
Примерно на середине долгого пути из Бронта Итка научилась спать в седле.
Гашек только улыбнулся и сказал, что этого следовало ожидать. Она серьезно задумалась о том, сколько еще дней и ночей придется провести в дороге, прежде чем они найдут ответы на все вопросы. Ей снились Кирта и усадьба в Ольхе, старое колдовское дерево и курган матери, мертвый Сташ и утопленник-Войцех, бесшумно шевелящий губами. Будь это только сны! Но вот Итка задела синяк на левой руке – слабая ноющая боль напомнила, что все происходит взаправду. Вечерница споткнулась о корягу, и мысли снова перемешались.
Рассказ Драгаша из Гроцки ничего не прояснил – наоборот, запутал, подмешал новые карты в колоду. Понятно стало одно: все началось с Гельмута Ройды, и из-за того, что он сделал, Итка с Гашеком теперь в бегах. Бабушка Берта говорила, весь род владельцев Кирты – выскочки, чьи предки разбогатели на военных трофеях, а самым самолюбивым из них слыл именно Гельмут. Нет смысла ненавидеть мертвеца, но Итке хотелось кого-нибудь винить – дядька, которого она никогда не знала, вполне для этого подходил.
Лето заканчивалось, земля готовилась к первым холодам. По ночам Итка теперь все время укрывалась плащом: в одной льняной рубахе и тоненькой жилетке спать неуютно даже