старая дура, из-за тебя всю ночь не спала! Все думала, как им помочь! Господь велел делиться, думаю, переживаю, места себе не нахожу. С утра собрала, что дома было, – бутылку зети[9], закрутку ткемали – и поперла в эту жару в Невскую церковь!
Зина где-то вычитала, что есть такое монашеское правило: больше двух одинаковых продуктов в доме не держать. И свято ему следует. Как что лишнее заведется – спешит избавиться.
– На моих больных ногах! С давлением! Отстояла службу, не зря же пришла. Потом стала искать эту твою хваленую Нану. Еле нашла. Даю ей зети, а она мне: «Спасибо, не надо. Мы вчера купили». Таким умирающим голосом, аж мне противно стало. И представляешь, не взяла! Пошла я с зети домой. Куда деваться? Не давать же той Наташке, что у входа сидит. Поперек себя шире! На двух скамейках не умещается. В день, наверное, мелочью пятьдесят лари собирает. Как ей дать? Я же от сердца зети оторвала. Для детей! Мне ж больше двух кило поднимать нельзя! А тут дорогу перекрыли. Ждала два часа, пока этот кросс идиотский пробежал. Доехала мертвая. Сердце из груди выскакивает. Холодный пот ручьем бежит. А все ты, аферистка! Еще раз ты мне про кого-то скажешь, что нуждается, – придушу!
В трубке раздаются короткие рассерженные гудки…
Через какое-то время вышеупомянутая бутылка все-таки нашла достойного нового владельца.
Зина и дрова
Лет двадцать назад меня обуревала жажда деятельности во славу Божию. Сперва я попробовала себя в чистке подсвечников во время службы. Потом решила, что этого мало для Царства Небесного. Долго выбирала жертву для своих подвигов и в итоге остановилась на отце Филарете.
Решила ему дрова для печки носить. Настоящие дрова продавали в то время на Варкетили по нескольку лари за мешок или что-то в этом роде. Лишних лари не было, и я решила обойтись подручными средствами – собирать хворост в пакет и отвозить на другой конец города – в Самгори. Съездила разок, вручила и, довольная собой, поехала назад.
Через пару дней опять потянуло на подвиги. Набрала я снова порцию веточек и иду к остановке. Навстречу Зина со своей колченогой собачонкой Пацико, которая была известна на весь район мастерской ловлей крыс.
– Чего несешь? – И сверлит взглядом мой пакет.
Пришлось показать. Хотя нарушался принцип тайноделания.
– Кому это? – продолжается допрос.
– Да так… попросили.
– Кто попросил? – не отстает потенциальный чекист. – Кому нужно это дерьмо?
Я запуталась в показаниях, пришлось признаться про отца Филарета.
– Ты больная, да? – тут же разразилась буря. – Это ж сгорит за пять минут. Если нести, то качественное, а не вот это! – и скривила выразительную гримасу. Потом задала вопрос по существу: – Ну-ка, давай, говори, где живет батюшка?
– На Самгори выйти, мимо еврейского кладбища, потом налево, потом вниз и в третий дом от начала улицы постучать три раза. Над воротами королек растет.
– Издеваешься? А улица как называется?
– Не помню.
Она театрально возвела глаза к небу:
– И она еще берется учить детей?
Потом