человечности. В ранние годы он метался от вдохновения к угрюмой замкнутости, его работа и его личность переполнялись скорее энергией, ужасом и восторгом, нежели задушевными, интимными чувствами; на закате жизни он играл с детьми друзей, показывал им свои детские альбомы, рассуждал о домашних любимцах (он всегда предпочитал собакам – кошек), а по вечерам напевал столь любимые им простенькие народные мелодии.
Однако важнейшей составляющей его жизни по-прежнему оставался брак. “Бывать в обществе мистера Блейка мне доводится редко, – доверительно признавалась Кэтрин молоденькой подруге, – он ведь все время в раю”[22]. Теперь она одевалась очень скромно и сиживала рядом с мужем, “безмолвно и недвижно”, когда он “нуждался в ее присутствии утешения ради”[23]. Один из очевидцев отмечает, что супруги были “по-прежнему бедны и грязны” [24], подразумевая, что они продолжали возиться со своими красками для гравировки. Но теперь, однако ж, они всё принимали с неизменным спокойствием, смирением и мужеством. Кто-то из современников, впервые познакомившись с Блейком, отметил, что тот “выглядит изможденным и подавленным, однако, когда заговаривает о своем любимом призвании, лицо его так и светится”[25].
В день своей смерти, работая над иллюстрациями к Данте, Блейк прервался и обернулся к заплаканной жене. “Погоди, Кейт, – сказал он, – замри как есть – я нарисую твой портрет, ведь ты всегда была для меня ангелом”. Закончив этот свой последний рисунок, Блейк положил его рядом и принялся напевать стихотворные строки и гимны. “Любимая, они не мои, – промолвил он, – нет, не мои”[26]. Блейк уже сравнивал смерть с “переходом из одной комнаты в другую”[27], и в конце жизни говаривал жене, что они никогда не разлучатся, он всегда пребудет с нею. Тем воскресным вечером августа 1827 года, в шесть часов, он испустил дух – “точно легкий ветерок вздохнул’”.[28]
Кто-то может усмотреть в жизни Уильяма Блейка достаточно пафоса и скорби, чтобы назвать ее трагедией. Но самому ему жизнь представлялась иначе: скорее, как воплощение одного из его видений, как ожившее искусство. Потому, возможно, будет уместно завершить наш рассказ о Блейке как человеке одним из его лучших неопубликованных описаний – “Зададимся вопросом: ‘А что, когда встает солнце, разве не видишь ты круглый огненный диск, нечто вроде гинеи?’ О нет, нет, вижу я сонмы небесных ангелов, распевающих: ‘свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель’”[29].
Филип Пуллман
Чем я обязан Уильяму Блейку
Перевод Алексея Круглова
© Philip Pullman, 2011
© Алексей Круглов. Перевод, 2011
Осенним днем 1963 года, когда мне было шестнадцать лет, в нашу школу в сельской глубинке Северного Уэльса, как обычно в начале семестра, приехал книжный фургон, и нам, старшеклассникам, разрешили каждому выбрать по книге для школьной библиотеки. На глаза мне попалась