рода, – так это называлось в словаре. Мысль о воспроизведении самого себя казалась мне чудовищной, безобразно претенциозной: дать жизнь другому существу, которое также потом должно стать самим собой. Жюли сунула мне под нос склянку с мутной жидкостью, в которой колыхался какой-то коричневатый кружок. Тест “Predictor”. Итак, этот безжалостный приговор имел форму круга.
Вместо того чтобы заключить Жюли в объятия, испуская крики радости и бессвязные восклицания вперемежку с неудержимыми всхлипами, я размышлял – молча и хладнокровно. О перевернутой странице, о безвозвратно утерянном прошлом. Наша связь принимала трагический оборот. Теперь мы несли ответственность за нас обоих. Никогда уже не суждено нам пребывать в беззаботной неге быстротекущих дней. Никогда не суждено уйти, прикрыть за собой дверь, забыть обо всем, что было между нами. Я думал о своей жизни так, словно она мне больше не принадлежала, и даже не заметил, что Жюли плачет. Соленая влага струилась из ее глаз.
Жюли молчала, предоставив слово слезам: ее слезные железы взялись превращать эмоции в соленую воду. Именно благодаря им, этим железам, и родился язык знаков. Ее разочарование было, видимо, огромно: она-то уже считала, что ее жизнь вступила в новую фазу, как вдруг заподозрила, что мои мысли заняты крахом наших отпускных планов. Отчасти она была права: я действительно думал совсем о другом, правда, не о будущих каникулах (о них вопрос уже не стоял) и даже не о прежних, которые мы проводили в походах через пустыни, почти на сто процентов импровизированных и щедрых на множество самых разнообразных сюрпризов, например, на периодическую нехватку воды (Господи, опять я о воде!).
Нет, думал я скорее о своем дедушке, бывшем деревенском учителе, а ныне пенсионере: его ужасно волновал вопрос отношения церкви к проблеме сожительства и беспорядочных половых связей. Забегая вперед, скажу, что несколькими неделями позже, услышав эту новость, он долго обнимал меня, и не было на свете человека счастливей его. Думаю, он радовался тому, что наш род наконец обрел продолжателя и теперь можно спать спокойно, или же попросту не представлял себе другого счастья.
Так сколько же времени прошло с того момента, как прозвучали два роковых слова? Убей бог, не помню. Долгие минуты, показавшиеся часами. Я витал в каком-то вневременном пространстве, где моя жизнь проходила перед моим мысленным взором как кинолента, состоящая из отдельных кадров. И еще как череда наших недавних объятий. Одно из них было из ряда вон выходящим. Жюли тогда по-королевски властно взяла на себя руководство нашими действиями. Я же всецело подчинился ее рукам, ритму ее дыхания, вплоть до того мгновения, когда она, конвульсивно содрогаясь, бессильно упала на постель. Неужели зародыш был обязан жизнью тому поистине божественному соитию? Вполне допускаю. Я даже и подумать не смел, что такое может произойти в результате другого, обыденного, акта. Сперматозоидам, выпущенным на волю в избыточном количестве, требовался сверхмощный возбудитель, который направил бы их в нужном направлении во время нашей горячечной схватки. Короче, проще было поверить в это. И тот факт, что один из них достиг