закрутило волчком.
– … Элогейну Мелех а-олам…
И крикнул что есть силы:
– Избавь нас, детей твоих, от нечисти!
Пришелец взвыл, окутался дымом и, тяжело подпрыгнув и невообразимо вытянувшись, вылетел через форточку. Увидя по пути испуганную физиономию дяди Кости в окне, он со всего маху заехал ему в стекло появившейся в руке палкой и, забористо ругаясь, исчез.
– Что это за мерзость! – В оглушающей тишине, прерываемой всхлипываниями Алёши, передёрнувшись, крикнул Яша. – Мне объяснит кто-нибудь?!
– Хапун. – Коротко сказала бабушка. – Ворует. Не наше поверье, а вот, прицепился, как и любой другой навет.
– Он не вернётся? – Дрогнувшим голосом спросила Нина. – Ну, всё маленький, не плачь, всё…
– Нет. – Дед с трудом встал. – Там, где дают отпор, он не появляется.
– Но я, при чём тут я? – Тихо спросил Яша.
А через два дня качались в окне бескрайние славянские леса, поля, а с ними качался и, позванивая ложечкой, опасно ехал к краю столика чай. Жена задумалась, чему-то улыбается, ребёнок заснул, от соседа запах перегара. Яша молча перебирал струны:
– Возьму шинель, и вещмешок и каску, в защитную окрашенные краску, ударю шаг по улочкам горбатым, как славно быть солдатом, солдатом…
Итак, стояла Осень…
Остались в прошлом старый мост, магазин «Свитанок», кинотеатр «Жовтень» – там уже новые фильмы. Сломалась и безжалостно выброшена скамейка с заветными словами про любовь, другие люди живут в доме, другие дети играют во дворе. Но всё так же бежит речка Случ, возвращаются вечерами, неспешно заполняя дорогу, коровы с пастбища, метут воздух плакучие ивы, целуются пары, задувает ветер, и каждое утро кто-то наверху, высоко-высоко в небе, аккуратной кисточкой рисует облака и солнце.
3.
Итак, я имею честь жить на улице Штерн, с размаху прилепленной на склон холма. Одетые в солдатскую гимнастёрку дома охраняются мусорными баками и, ввинченные в деревянные скамейки, старухи верстовыми столбиками отмеряют расстояние. Моё съёмное обиталище сброшено в доме пятьдесят девять вниз, к самому его подножию. Жёлтые кошки с удлинёнными глазами день и ночь дерутся за мой садик из одного дерева, но потом лениво показывается огромный чёрный котище, разгоняет кошек на время, и, в знак победы, полосует когтями подобранный возле помойки и установленный, как флаг, диван.
Нет, всё-таки одиночество странная вещь. Больше всего мечтаешь от него избавиться и, в то же время, больше всего хочешь, чтобы не нарушали твоего покоя. Хорошо, что у меня есть Матвей, Виталий, Борисик, Катя. Они в другом городе, и этот великолепный город-собака так поспешно построен, что, если не уследишь, всё время по жаркому сухому песку съезжает в море. Криво установленные обереги из черепов отцов-основателей – Моше Даяна, Голды Меир, Бен-Гуриона стоят на страже, но ночами на дискотеках не верящие дедам малолетки крепкими молодыми ногами разбивают асфальт, пытаясь добраться до песка.
– Матвей?
– Да, Лёшка,