было бы прекрасно. Но, думается мне, он недолго проживет. А его брат…
– Ох… Тише, мне не хочется повторить судьбу несчастного Кири.
– Было бы забавно столкнуть мальчишку с министром Акахито.
– Боюсь, это устроить не получится: Акахито уже нашел подход к его матери, вскоре он найдет способ втереться в доверие и к сыну. Это несложно, все, что требуется от Акахито, – вести себя с Юкиёси уважительно и потакать его жестоким капризам. Подобное притягивается к подобному.
Министр Исэ-но Акахито и их мать?.. Юки понятия не имел, о чем они говорят.
– В качестве императора он может стать опасен для нас, а с поддержкой Акахито – вдвойне опасен, – тихо и быстро проговорил первый из собеседников.
– Я и говорю: начинайте готовиться к неизбежному. Откладывайте деньги, пакуйте вещи. Не надо так на меня смотреть: я понятия не имею что делать, поэтому остается лишь несмешно шутить… Ну хорошо. Кто-то должен покончить с ними – это вы хотели услышать?
– С ними обоими. И с министром, и с мальчишкой.
– Но кто осмелится?
Пауза. И уже совсем тихо – Юки скорее угадал слова, чем расслышал – архивариус пробормотал:
– Бедная Рюкоку…
Мысль о том, что настоящей – невыдуманной – Стране Дракона тоже требуется помощь, была новой и неожиданной для Юки. До этого момента ему не приходило в голову сравнить прежнюю жизнь в Юйгуе с нынешней во дворце Синдзю. Его прежний и нынешний статус и окружение слишком сильно различались (хотя и тогда, и сейчас он прятался от окружающего мира в фантазиях, словно в скорлупе). Но теперь он запоздало осознал не очень приятную вещь: новая родина была несчастным, бедным, отсталым, жестоким государством. Он старался думать об этом как можно реже, потому что как только начинал, ему причиняло боль буквально все – начиная разлукой с матерью и сестрой (которых он никогда особенно не любил, но невозможность даже увидеться с ними казалась страшно несправедливой) и заканчивая повседневными унизительными ритуалами вроде трехкратных поклонов, выполняемых придворными, у которых была просьба к императору или наследнику престола. Когда он осознал, что среди придворных есть те, кто ему симпатичен, захотелось избавить их от этой обязанности. Юки хотелось подойти к ним, взять за руки, поднять, заговорить как с равными – но он не мог позволить себе ничего из этого, потому что все тот же глупый дворцовый этикет обязывал его молчать, ждать, терпеть…
Из увиденного и подслушанного понемногу складывалась мозаика. Юкинари начал осознавать, что дворец пропитан ложью, злобой и предательством. В городе и стране за его воротами все было еще хуже. Долетавшие обрывки сведений о жизни простых людей были невероятны по жестокости и абсурдности и просто не укладывались в голове.
Он думал о том, что мир, где принят такой порядок вещей, не может, не должен существовать.
Он начал вспоминать Юйгуй с теплом и печалью – понял, что на прежней родине жизнь была вовсе не так ужасна, как казалось, когда он был ребенком и, поглощенный