парадигму [26, 256–277], уточним: не только XX столетия. И подобный ход рассуждений не оскорбляет нашего нравственного (да и эстетического) чувства, поскольку мысль о том, что «очисление» действительности напрямую соотносится с личностным началом, всегда учитывалась русской гуманистической традицией.
«Поверю историей и статистикой и древнего и нынешнего времени свои познания о русском человеке», – читаем у Н. В. Гоголя [6, IX, 22]. Казалось бы, при чем здесь статистика, если в первую очередь речь идет о человеческой душе? А между тем писатель считал, что создание «земной, почти статистически схваченной картины недостатков, злоупотреблений, пороков» [6, VIII, 479] окажет нравственное воздействие на общество. Высоко ставя сочинения В. И. Даля, он называл их «живой и верной статистикой России» [6, VIII, 424]; в произведениях других авторов, даже слабых в художественном отношении, видел выражение «вещественной и духовной статистики Руси» [6, XIII, 52]. Распространение измерительных и исчислительных методов во времена Гоголя также получало философское обоснование. «Вещи в Природе <…> суть то же самое, что числа в Арифметике», – утверждал шеллингианец Д. М. Велланский [5, 7].
Поэтому нет ничего удивительного в том, что реформаторские, в том числе и гулаговские проекты держались на цифровой конкретике, до мелочей регламентирующей быт и бытие. Впрочем, если счесть концентрационные лагеря ГУЛАГа реализацией утопических (точнее, антиутопических) идей по «перековке» человеческого «материала», то и здесь их устроителей нельзя считать новаторами.
На знаменитом острове Т. Мора, например, 54 города отстоят друг от друга ровно на 24 мили, причем в каждом «язык, нравы, учреждения и законы совершенно одинаковые»; в деревенской семье не менее 40 человек; рабочей одежды из кожи или шкур хватает ровно на 7 лет; в повседневной жизни утопиец довольствуется 1 платьем, которое носит 2 года и т. д. [15, 69–72] и т. п.
Т. Кампанелла особое внимание обращал на процедуру выбора должностных лиц, регламентируя ее до мелочей. При этом подчеркивал: «Должностные лица получают большие и лучшие порции, и из своих порций они всегда уделяют что-нибудь на стол детям» [10, 43]. «Общество должно быть организовано согласно заранее выработанному общему плану <…> согласно этому плану им нужно руководить и в целом, и в деталях», – так ученики А. Сен-Симона излагали идеи своего учителя [8, 232].
В. Ф. Одоевский, будучи автором утопического произведения также с «количественным» названием «4338 год», тем не менее иронически заметил: «<…> Люди приняты за математические цифры; составлены уравнения, выкладки, все предвидено, все расчислено; забыто одно – забыта одна глубокая мысль, чудно уцелевшая только в воображении наших предков: счастье всех и каждого» [22, I, 48]. Понятно, что последнее вообще не входило в планы гулаговского начальства, но в контексте данной традиции не кажутся чем-то исключительным заботы о количественно-цифровой регламентации, зафиксированные Шаламовым.
Более того, никто никогда не отрицал возмож�