за себя, внутри себя и – вне себя» (5, 153).
Специалисты по синергетике иррационального коллективного поведения уже давно ссылаются на классический пример из теории игр американских ученых М. Флада и М. Дрешера, известный как «Дилемма заключенного». Суть такова. Двое заключенных, сидящих отдельно друг от друга, подозреваются в свершении тяжкого преступления. Прямых улик нет, и следователь предлагает каждому своеобразную сделку: одному сознаться и тем самым помочь следствию, после чего наступит его освобождение, а подельник, если будет молчать, получит 10 лет тюрьмы. Если же сознаются оба, предав тем самым друг друга, каждому срок будет сокращен. Однако при обоюдном молчании каждый получит минимальное наказание лишь за незаконное ношение оружия, так как улики тяжкого преступления не нашлись. Перед нами явная синергетическая «вилка»: казалось бы, доступен наиболее выгодный и беспроигрышный вариант (молчать и получить минимально), но оба подследственных независимо друг от друга отвергают его, и каждый дает показания против партнера, не доводя до максимума, но и не сокращая собственный срок [см.: 4, 45–46].
Данная история является прецедентом для широкого спектра ситуаций, в которых преследование собственных интересов приводит к результатам, ставящим человека в более затруднительное положение, что, впрочем, не выходит за рамки «полномочий» синергетики, поскольку разновидность бифуркации – «вилка» – предполагает наличие выбора.
Именно такую возможность судьба предоставила герою шаламовской повести «Житие инженера Кипреева» (к этому произведению мы еще вернемся). Уверенный в том, что, во что бы то ни стало, он найдет путь к досрочному освобождению, что его по справедливости «оценят» (2, 154), Кипреев сумел создать цех по ремонту вышедших из строя электроламп – главного дефицита Колымы. «Государство получило огромную выгоду, военную выгоду, золотую выгоду» (2, 157), но начальство решило «играть» с заключенным по своим правилам: «наградить» его поношенными вещами, присланными по лендлизу. Для Кипреева это стало оскорблением, величайшей ложью. Выйдя к столу, «ярко освещенному лампами, – его лампами», он выговорил громко и четко: «Американских обносков я носить не буду» (2, 158), за что получил восемь лет дополнительного срока. А ведь мог бы стерпеть, молча поддержать принцип «обратной связи», как это делало большинство, и тем самым реально облегчить свое существование. Но принципы есть принципы, и в «девятом круге» ада был разыгран один из самых непредвиденных сценариев. Но были и другие подобные случаи.
Так, вопреки всем циркулярам, канцелярист Рязанов разрешил сжечь «казенное отношение» с «просьбой» познакомить старика Фризоргера с отказным заявлением его любимой дочери. Подобная участь постигла и пришедшее от нее самой письмо, «такое же короткое, как и заявление» (1, 93; «Апостол Павел»). Или: следователь бросил в печку личное дело заключенного Криста, грозящее тому расстрельной статьей: «<…> и в комнате сразу стало светло, как будто озарилась душа до дна и