в полумраке паланкина.
– Она дочь егеря, я помогаю ей, – Менд почувствовал, как девушка приободрилась после его слов.
– И в чём же ты ей помогаешь?
Лорд ждал ответа, нетерпеливо постукивая пальцами в белой перчатке по щеке. Спину юноши обжёг пылающий взгляд дочери егеря. Его ответа ждала и она.
– Егерь был невиновен, и я помогаю восстановить справедливость, – солнце, почти воцарившееся в зените, золотило кожу сына палача теплом улыбки девушки. Похоже, сказанное Мендом, развеселило человека в паланкине:
– Какое недоверие к божественному суду! Впечатляет. Да, вижу, ты проявляешь рвение во имя справедливости, а не правосудия. Ради той же справедливости вынужден напомнить, что вина моего егеря была доказана ещё до вашей с ним встречи в подвалах братства тем, что нашли в его доме.
– Мне не нравится этот разговор, – холодно произнёс Менд. Известие о том, что егерь принадлежал Дералю, ошарашило. Тогда, в подземелье, ему просто сказали, что егерь попался на браконьерстве в лесах своего господина, а Менду не было дела до того, кому из лордов тот перешёл дорогу. Да и сам Дирус больше пёкся о дочери и не упоминал Нихилуса. Сын палача услышал шорох парчи, когда лорд Гербов пожал плечами:
– Мой егерь был преступником, браконьером. Это бесспорно. И повесил ты его по закону. Это было справедливо, – Менд загривком чувствовал раздражение, которому лорд Дераль не позволял прорываться в словах и тоне. Нихилус казнил бы и за меньшую дерзость, но юноша чувствовал, что он сдерживается из-за их ночной встречи.
Слова лорда заставили девушку дёрнуться, будто от пощёчины, но Нихилус даже не посмотрел на дочь, лишившуюся отца по его вине. Он вновь обратился к Менду:
– Так или иначе, хорошо, что мы встретились. Я собирался пригласить тебя в свою башню.
– Меня? Зачем?
– В башне Герба Дераль есть библиотека. Её главный зал я открыл для сервусов. Как и для сервусов, он будет открыт для тебя завтра. Буду рад обсудить ряд насущных проблем с палачом братства. Надеюсь, ты примешь приглашение, – лорд ненавязчиво выделил паузой последнее слово, будто показывая, что Менд волен поступать, как ему угодно. В этих словах нет ни надежды, ни сомнения. Лишь приказ того, кто всю жизнь повелевал простым людом. Внутри мягких, шёлковых слов затаилась острая сталь.
Юноша молча кивнул. Слова были не нужны. Вокруг замерли воины с обнажённым оружием, с обочин таращились зеваки, и никто не ждал от него ничего, кроме согласия. Лорд милостиво улыбнулся и вновь махнул рукой в белой перчатке. Охрана тут же оттеснила Менда от паланкина, слуги вновь взвалили ношу на плечи, кивком поблагодарив юношу за передышку. Кортеж готовился было тронуться, когда из-за полога снова показалась рука в перчатке.
– Девица. Твой отец долго служил мне. Считай это его последним жалованьем. Трать его мудро. Или справедливо, если угодно.
В воздух взмыл увесистый кошелёк. Девушка