времена, когда небеса ревели на все голоса, впитав крики, стоны несчастных, АрКонги взбирались сюда и отрешённо, безмолвно глазели на колокольню, горящую Вечным Огнём. Ик… О чём думали Великие деспоты прошлого? Ты понимаешь?
Может, ты вычисляешь, сколько верных солдат, имён которых не знаешь, пало за тысячу лет? И про себя сожалеешь, что в их бессмертных рядах, в чью честь горит этот Свет, до сих пор не пылает твой пламенный, памятный след?
Какие сложные мысли рождает в тебе Огонь, что вылетает искрами из древних узких бойниц? Разве с вершины хребта, в этой тьме чёрной ночи, он здесь не кажется свечкой? Даже не видно колокол. Ик… Или ты всё-таки видишь? И, может быть, его слышишь? А только я – опять совсем ничего…
Красный сигнальный маяк освещал с флагштока плоскую крышу Резиденции и две фигуры на ней.
Холодный ветер трепал лохмотья серого плаща, скрывавшего капюшоном бескровное худое лицо болезненно тощего тела. Обхватив руками колени, оно сидело у инвалидного кресла, упираясь спиной в его колесо, и сжимало костлявыми пальцами бутылёк медицинского спирта. Порывы ветра, скользя по стеклянному горлышку, издавали завывающий свист: то едва уловимый, то резко пронзительный. Фигура безжизненно хохотнула, обнажив гнилые зубы, и сделала пару глотков.
– Попробуешь, девочка? Чистый-пречистый спирт! Видишь, как его пью? Потому и живу дольше Конгов. Ик…
Тучное тело в инвалидном кресле опустило на подлокотник руку. Сигара в пальцах мерцала на ветру угольком. Фигура выдула дым и сказала прокуренным голосом:
– Спасибо. Не надо. – Она сбросила пепел, холодный порыв его подцепил вместе с искрами и утащил во тьму. – Я пожила достаточно.
С крыши шестиэтажного здания открывался вид на ночной Атар, ещё до конца не отстроенный за Мирных пятнадцать лет. Огни уличных фонарей, магазинов, лавок и невысоких домов, – чьи шпили торчали среди многочисленных сосен, – не всюду светились ярко. И полностью пропадали вдали, где цепь крутых гор соединялась с толстой стеной, замыкавшей границы города в идеальное неприступное кольцо.
Горящая Башня полыхала на вершине горного хребта, отбрасывая отсвет в небо и на крутой, усыпанный сигнальными маяками склон. Каждый камень, трещина, выступ – шевелились на нём призрачными тенями и тем казались живее, чем сильнее Вечное Пламя сопротивлялось тьме.
– Всякая жизнь, даже такая, как у тебя – прекрасна – если она конечна. – Тощая фигура отхлебнула из бутылька. – Ты можешь задыхаться в сигарном дыме, разжираться в бесформенную свинью, ты можешь даже срать под себя. И после, упиваться осознанием собственной омерзительности. А можешь даже поехать на этой коляске к краю и сброситься всей своей тушей вниз. И уйти на покой. Ты такая счастливица! Ик… Ведь у тебя – есть Выбор!
Тучное тело поднесло сигару ко рту и сказало:
– Спасибо. Не надо.
Фигура в капюшоне хрипло рассмеялась.
– Когда колокол зазвонит по твою Душу, я буду скучать,