из областей Эйнемиды раз в год жертвовала калаидским храмам большой запас продовольствия. Для полиса, населённого парой тысяч жителей, более чем достаточно.
Стадион шумел, предвкушая решающее состязание по фалангомахии, повсюду бурно обсуждали предстоящую схватку, громко споря о том, кто лучший из атлетов и какой полис возьмёт верх. Зрители с удовольствием побились бы и об заклад, но в Калаиде это приравнивалось к святотатству и каралось четырьмя годами рабства, так что даже самые заядлые игроки держали себя в руках. Хилон с друзьями проталкивались сквозь толпу, отвечая на приветствия знакомых. У скамей, пестревших разноцветными одеждами атлетов, они расстались, и Хилон принялся искать глазами сограждан, но тут его окликнули по имени. Обернувшись, он увидел своего друга Эолая из Сенхеи. Голубой с жёлтым гиматий изящно драпировал невысокую поджарую фигуру сенхейца, а голову украшал сельдереевый венок за короткий бег. Эолай радостно улыбался, указывая на свободное место на скамье рядом с собой.
– Прости, до сих пор не было случая поздравить, – сказал Хилон, усевшись. – Я успел к последнему забегу – ты держался молодцом.
– Благодарю, друг мой. – Живое, подвижное лицо со смешливыми морщинками вокруг лукаво поблёскивающих глаз светилось весельем. – Ты же помнишь: я всегда был самым проворным из всех учеников старого Тимокрита.
– О да, особенно когда речь шла о побеге от садового сторожа или смотрителя винного погреба.
– Да, я действительно не жалел ног, когда дело касалось блага моих друзей, в отличие от тех, кто был скор только в поедании добытого. Помню, только соберёшься чем-нибудь закусить, а стол уже почти пуст.
– Ты должен винить в этом только себя. Ты никогда не успевал поесть потому, что твой рот был постоянно занят винным кувшином, – ответил Хилон, и приятели рассмеялись.
Эолай учился у Тимокрита Сенхейского вместе с Хилоном и Тефеем. Поначалу ни Хилон, ни Тефей не обращали особого внимания на низенького невзрачного юношу, сына мелкого торговца, но узнав его получше, приняли в свою компанию. Про Эолая шутили, будто он задумывает очередную проделку, даже когда спит. О его дерзких проказах, в которые он нередко вовлекал и друзей, среди сенхейской молодёжи ходили легенды, а некоторые проделки со смехом обсуждались даже в народном собрании. Не всё сходило Эолаю с рук, и ни один из учеников Тимокрита не получил столько ударов учительским посохом, но при всей своей строгости старый философ любил быстрого мыслью и скорого на язык юношу, выделяя его среди прочих учеников. Из гимнастических упражнений Эолай любил короткий бег, утверждая, что на длинной дистанции побеждает мул, а на короткой – скакун. На площадке для борьбы или кулачного боя он ничем не выделялся среди прочих, но большую ошибку совершал тот, кто хотел обидеть щуплого юношу. В глаза обидчика летел песок, в голову – камни, палки и вообще всё, что попадалось