в обрез, к тому же он не любил самолеты, а еще больше – пыльные, крикливые поезда южного направления. Так что Ольгино можно было считать почти равноценной заменой: сосны ничуть не хуже пальм, а Залив – не хуже Черного моря, если, конечно, не всматриваться в него пристально.
Экология Залива хромает, это да.
– А… куда доехал? – осторожно поинтересовался старший советник юстиции Балмасов.
– До Ольгино, – честно ответил Вересень.
– Очень хорошо! Тут всплыло одно дельце…
– Я в отпуске.
– Само собой, само собой. Но дельце всплыло в прямом смысле.
– Это как?
– У нас утопленник. И как раз неподалеку от тебя. Чуть севернее, за Канельярве. Там, где карьеры. Ты на колесах?
– Я в отпуске. Что, больше некого послать?
– Совершенно некого. Да, может, там и дела-то на полчаса. Скатаешься, составишь протокол – и свободен, как ветер.
Вересень хорошо знал эти балмасовские мантры относительно получаса. Как правило, полчаса растягивались на долгие месяцы рутинной работы. И все эти месяцы Вересень бродил в потемках по заполненным вонючей жижей тоннелям, слабо надеясь, что вот-вот вспыхнет свет и картинка сложится. Какой бы отвратительной она ни была. Свет, конечно же, вспыхивал. Но не всегда – и тогда на Борю Вересня сваливался очередной висяк. И, хотя висяков у него было не так чтобы много (даже меньше, чем пальцев на одной руке за всю пятнадцатилетнюю карьеру в органах), но это оставляло неприятный осадок. Подрезало крылья. Как в случае двухлетней давности, со зверски убитой девушкой-моделью. Вересень до сих пор помнил ее имя – Катя Азимова. Изуродовавшие Катино тело подонки не посмели коснуться ее лица – таким ангельским оно было. Совершенная, неземная красота. Пристально, до боли в висках вглядываясь в это лицо, Вересень первый раз в жизни поклялся себе страшной клятвой, что обязательно найдет убийц.
Клятвопреступников в его семье не было никогда. Он оказался первым.
Поначалу дело Азимовой казалось не бог весть каким сложным, побудительные мотивы преступления лежали на поверхности: ревность, зависть, страсть, неразделенная любовь. Не стоило сбрасывать со счетов серийных убийц и просто сумасшедших. Маньяки отпали первыми: сексуальный мотив отсутствовал, а почерк убийства не соответствовал ни одной из находящихся в разработке серий. У остальных подозреваемых оказалось железобетонное алиби, к тому же, у Кати не было врагов. Даже змееголовые дивы подиума и рекламы относились к погибшей коллеге с теплотой. Теплота не была наигранной – уж в этом-то Вересень разбирался. Полный энтузиазма, он принялся изучать прошлое Кати, простое и ясное: школа-одиннадцатилетка в Челябинске, провал на вступительных в питерский ФинЭк, работа в модельном агентстве и – контракты, контракты. Вересень и представить себе не мог, что работа модели может быть такой изнуряющей. Чтобы не сорваться, нужно обладать недюжинным здоровьем и время от времени закидываться допингом.
Но,