вытер рот тыльной стороной ладони и покивал. Вот именно: сырым холодным погребом.
– Я же говорю: розовые слоны и черти на ободе унитаза, – усмехнулся Виталик.
Фрол протяжно и печально рыгнул.
– Трансформация трансформаторов, – сказал багровый мордастый Кабанов. – Слушайте радио, остальное видимость.
– Скорый, ты чего такой? – заметил Виталик, заглядывая Скорику в лицо.
– Какой? – Скорик растерянно посмотрел на Виталика, словно тот застал его врасплох.
– Словно и тебе розовые слоны знакомы не понаслышке, – Виталик похлопал Скорика по плечу.
Кабанов и Сбоев засмеялись, Пшеничный протяжно рыгнул, изображая смех. Скорик что-то пробормотал, как бы оправдываясь, и захромал прочь, втянув голову в поднятые плечи.
– Увидишь розового слона, передавай ему привет! – крикнул ему вслед Виталик. На крыльце загоготали.
Словно от удара в спину Скорик сгорбился и прибавил шагу, от смятения хромая сильнее обычного.
11
Подходя к своему подъезду, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Скорика остановил тихий глуховатый голос, как будто из глубокой ямы. Скорик испуганно оглянулся.
Мимо на грохочущих самокатах проехали, отталкиваясь от асфальта правыми ногами двое мальчишек. У одного из них были длинные соломенные волосы и смуглое неприятно красивое девчачье лицо.
– Есть закурить? – спросил юный загорелый блондин. Он сидел под козырьком подъезда рядом с дверью подвала в широком сдвоенном кресле, какие используют в кинотеатрах и актовых залах. У блондина был скучающий угрюмый вид, словно он смотрел скучный угрюмый российский фильм про жизнь. – Сигареткой не…
– Нет, – оборвал Скорик подростка и, подойдя к двери подъезда, зашарил в кармане, ища ключи.
Блондин сердито забулькал и забормотал.
– Поговори у меня еще, – осадил его Скорик. Скорик приложил ключ-таблетку к панели домофона, тот одобрительно пропиликал, пропуская, и Скорик открыл железную дверь… Скорик поднялся к себе на медленном задумчивом лифте.
В квартире было до ужаса тихо и сумрачно, как в склепе. Скорик дотащился до дивана и, повалившись на него, уперся глазами в потолок. Стук сердца отдавался в висках.
В голове роились темные погребные, если не погребальные мысли о Палёнове. Скорик старался не думать о нем. Ведь что сделано, то сделано. Чего понапрасну себя изводить и грызть? Но чем сильнее Скорик старался, тем назойливее становились роящиеся мысли. От них темнело в глазах и подташнивало. Палёнов крепко засел в голове Скорика и, развалившись в сдвоенном кресле, смотрел, как киношными тенями пробегают лоскутные обрывки образов и мыслей. Палёнов изнутри Скорика наблюдал за ним, наполняя его тоской, страхом и запахом погреба. Потолок стал темнеть и опускаться…
Поднявшись с дивана, Скорик вышел из комнаты… Споткнулся о грязный зимний ботинок в прихожей… Спустился на задумчивом лифте… Вышел на улицу и доковылял до первого подъезда…
И вот