шишки и трухлявые пеньки. Они шли к нам теперь по колено в тумане.
– Без начальников идете, солдаты?
– А мы их в рот… начальников! – зычно откликнулся Аркаша Мацнев, он шел первым. – И так, и так их, и по-всякому!
Аркаша любил точные выражения и никогда не терялся. Он похож был на молодого Тараса Бульбу, а за ним шли другие.
Шел Олег Моргунов, длинноногий неунывающий запевала. Шел грузный Журавлев по прозвищу Лошадь. Батя шел, он же Сашка Платицын; ему было двадцать пять, и он казался нам стариком. И Феронов, и Швейк, и Снегурочка… Все они были один к одному, и среди них были Жан с Мишкой.
Высокие, крепкие, они прошли сквозь нашу толпу и шли дальше, окруженные нами, постепенно с нами перемешиваясь. На ходу мы хлопали друг друга по спинам.
– Ну как, все целы?
– А что нам сделается!
– Батя, ты жив еще? Держи пятерку!
– Ха! Дюка! – сказал Полковник. – Здравствуй, Дюка! Кто тебя так разукрасил? Жан, иди сюда! Вот он, Дюка, с побитой мордой.
– Пустяки, – сказал я. – Давно уже. Привет, Жан.
– Пустяки, – переспросил Полковник. – Кто?
– Ну, с Витькой Степановым поругались.
– Дать ему?
– Не надо, мы уже…
– Уже простил? – сказал Полковник.
Я сразу заметил, что он опять не в себе, а Жан шел рядом, волоча шинель, и улыбался молча.
Мы миновали стоящие на опушке орудия и тесной толпой шли среди сосен, огибая заброшенный дом, – он горбился в сумерках высокой крышей (а внутри все было переломано: мы сами отдирали доски, устраивая настил в палатках), – прошли мимо палаток, оставляя слева болотце с лужей посередине, в которой мы умывались по утрам, – она поблескивала слегка, отражая последний свет неба, – и вышли на небольшую поляну за лагерем, где должны были показывать фильм.
Полковник грустным казался сегодня и словно превозмогал себя, радуясь встрече. Он не подавал вида, но я все равно заметил, потому что таким он не в первый раз возвращался оттуда. Что-то там происходило, на лесопилке, что угнетало его, и я спросил:
– Случилось что-нибудь, Миш?
Мы сидели втроем на Жановой шинели. Весь дивизион расселся и разлегся на поляне перед натянутым на деревьях полотнищем.
– Пора бы и начинать, – говорили, – а то спать охота.
– Эй, механик, крути давай!
– Захлопни пасть, Аркаша, кишки простудишь.
– А что, зря шли, что ли?
– Вовка, дай огоньку.
– За водкой бегали и заблудились в лесу. Конец света, понял?
– Ну и дураки.
– А Пашка с Рябовым попались.
Мы сидели и лежали на поляне, перекликаясь и переговариваясь в темноте, – весь третий дивизион, обе батареи, – только Мишка был какой-то странный.
– Ничего, – он ответил. – Ничего, Дюка. Правда, ничего.
А фильм все не начинался.
Потом он спросил:
– Все там же?
– Ага, – сказал я.
– Строите?
– Нуда.
Это повторялось при каждой встрече. Я понял, что и на этот раз мне придется рассказывать.