ваша милость, – промямлил дворецкий, – мы даже не могли предположить…
– Так. Слушай меня, Джим, – быстро остывая, сказал сэр Алекс. – И прости, если я был резок. Этого господина, мистера Эндрю Сейбла, разместишь в левом крыле дома, в спальне моей кузины, понял?
– Да, милорд.
– И еще. Мистер Сейбл – мой лучший друг. Прошу оказывать ему самые высокие признаки внимания и любые его просьбы или распоряжения выполнять неукоснительно.
– Да, милорд, – заученно ответил дворецкий, косясь на Эндрю.
– А теперь, – уже совсем спокойно сказал сэр Алекс, – занеси наши вещи и распорядись приготовить нам ванны и ужин.
– Да, милорд.
…Через час с небольшим в роскошной столовой графского особняка, вымытый и благоухающий, Эндрю сидел за длинным столом напротив сэра Алекса, одетый в его теплый атласный халат с подкладкой, и медленно потягивал поссет из высокого бокала.
– Это сон какой-то, – вырвалось у него.
– Нет, мой друг, – ответил лорд Фулхем, – это явь, от которой я иногда сбегаю в море. Но теперь… может быть, я уйду в отставку. Начну иную жизнь. Пора, наконец, подумать о будущем, а? Завести семью. Мне ведь уже тридцать четыре. Стоит промедлить, и всех невест расхватают более предприимчивые щеголи. Ты как думаешь, Эндрю?
– Я мало что могу посоветовать.
– У тебя есть семья? – спросил сэр Алекс.
– Нет.
– В таком случае, – потирая руки и заговорщически улыбаясь, сказал лорд Фулхем, – завтра же я наведу справки, и мы с тобой непременно сходим к миссис Корнелис на один из ее подписных балов.
В доме Никифора Лыкова Сергей провел больше месяца. Сердобольная хозяйка отпаивала его какими-то настоями трав, раны обрабатывала примочками, изготовленными по рецептам местных знахарей.
Когда Сергею стало значительно легче, первое, что ему захотелось сделать, – увидеть свое лицо. Но когда Мария Ивановна принесла зеркальце из его рюкзака, он понял, что лучше было бы теперь себя не видеть. У него был сломан нос: прежний – ровный, греческий – исчез, а возник безобразный и кривой. Как художнику, ему было хорошо известно, что наравне с глазами именно нос определяет черты лица. И что теперь? Из красивого, привлекательного молодого человека Сергей превратился в уродца, чье лицо наверняка будет теперь притягивать чужие, уже насмешливые, взгляды.
Затем он сам долго рылся в своем рюкзаке, перекладывая тюбики с краской, кисти, карандаши, рулон льняного полотна, листы белоснежного ватмана. И еще был плащ, заботливо уложенный в полиэтиленовый пакет. Он долго держал его в руках, о чем-то размышляя. Потом сунул на самое дно рюкзака и застегнул клапан.
Во второй половине декабря по довольно глубокому уже, плотному снегу, выбелившему черноту лесов и полей, Сергей отправился в Санкт-Петербург. Никифор Лыков, которому по душе пришлись замысловатые беседы с московским гостем, наладил сани, запряг в них все ту же