они разделаются с ненавистной чужеземкой. О Ясоне он и не думал. До Ясона ему дела нет.
Медея спешила домой. Безудержная ярость против нынешней своей жизни все сильнее охватывала ее. Душа, мучительно вытягиваясь, рвалась из тесной оболочки, как взбесившиеся кони, неудержимо рвя упряжь, разбивают колесницу. Иссякло все терпение! Духовная и телесная скованность довели ее до бешенства; единственное, о чем она думала: бежать отсюда, избавиться от жизни, ставшей постоянным страданием. Сквозь все тиски настоящего прорваться к себе прошлой – той, которую она сейчас ясно помнила в свете исступленного прозрения. «Бежать отсюда! Мир, который я покидаю, не стоит меня! Даже не оглянусь!»
Усиливающееся стремление к освобождению ощущала она в себе каждое мгновение и при каждом движении. Появилась на дворе дома перед Ясоном и детьми и заявила:
– Мы уходим из Коринфа!
Прошла в комнаты и взяла свой плащ и две туники. Подчиняясь ее указаниям, две рабыни начали складывать в корзинки немногочисленную утварь и еду; лишнее побежали отдать соседям. Ясон вошел в комнату.
– Что ты делаешь? Куда мы пойдем?
– Нужно уходить отсюда, – не оборачиваясь, сказала она.
– Куда? Куда мы еще можем уйти?
Медея стремительно обернулась к нему.
– Это все из-за тебя! Будь ты проклят! Ненавижу тебя и годы, проведенные с тобой!
И перед силой ненависти, брызнувшей из ее глаз и лица, Ясон постыдно отступил. Опустил голову, пробормотал:
– Подожди, надо обсудить куда идти…
– Я ненавижу тебя! И себя за то, что жила эти годы рядом с тобой!
Медея схватилась за грудь, удерживая силу рвущихся, растрачиваемых зря слов, затем резко шагнула во двор – на свет солнца. Повернувшись к открытым дверям, где на пороге встали высокий Ясон и мальчики, сказала:
– Я ухожу. Идите со мной, – велела она сыновьям.
Старший мальчик посмотрел на Ясона и взялся за его руку.
– Мы останемся с отцом.
Медея взглянула на них троих. Теперь в ее глазах не было ненависти, одна золотая, исступленная пристальность Богини. Отвернувшись, она шагнула под тень крыши, подпертой старыми колоннами, направляясь к входу во вторую комнату, чтобы взять узел с одеждой и уйти из дома.
На улице бурно нарастал шум, неприкрытые створки ворот распахнулись – в них с палками, камнями и сжатыми кулаками хлынула толпа. Вмиг люди наполнили двор черным, кишащим месивом, кинулись в дом. Отброшенный к стене, ударенный дубиной по голове и оглушенный, упал Ясон. Люди похватали двух детей и рабов – они и их крики потонули в месиве чужих рук и ног, как мелкие рыбешки в бурлящем вареве котла! Люди били их чем попало, растерзали их тела, по кусочкам разнесли по земле, затем обрушили удары на стены пустых комнат. Раздалось жалобное блеяние двух схваченных овечек.
Медея стояла в легкой тени колонн и навеса. Люди странно не заметили ее, хотя их вытаращенные глаза жадно искали